– Занятно. Мой гробофон совершенно не помогает мне быть организованнее. Может, мне нужен новый? – задумчиво произнесла Робекка.
– Я просто поверить не могу, что уже День отца. Могу поспорить, что папа сейчас сидит у пруда, по колено в земле, и наслаждается солнышком, – с улыбкой проговорила Венера. – Ничто не сравнится с небольшим фотосинтезом, – добавила она, взяла свой гробофон и принялась звонить домой.
Пока Венера весело болтала с отцом, Рошель осторожно набрала родителей, тщательно следя за тем, чтобы не разбить когтем экран.
Когда уже обе ее подруги принялись радостно общаться с родней, Робекку захлестнуло чувство, которого она не испытывала уже давно – тоска по дому. Она скучала по отцу. Девушка представила себе его доброе лицо, и глаза ей защипало от слез, которые, как и следовало ожидать, превратились в пар. Не желая мешать подругам ни своими слезами, ни паром, Робекка тихонько вышла из комнаты.
Ей ужасно хотелось увидеться с отцом или хотя бы просто ощутить их взаимосвязь, и Робекка отправилась в единственное место здесь, которое напоминало ей о нем, – в катакомбы. Девушка вошла в лифт одна, и когда она задумалась, не стал ли ее отец механическим – что позволило бы ему продолжать жить, хотя и иначе, – из глаз ее безудержно хлынул пар.
Выйдя из лифта, Робекка стерла конденсат со щек и вдруг заметила, что на приветственном плакате половина надписи закрыта паутиной. «Мисс Сью Нами определенно пора как-то решить вопрос с арахнидами», – подумала Робекка. Но затем девушка озадачилась: а почему нигде не видно никаких пауков – одна лишь паутина? Как такое может быть? Может, пауки нашли способ перемещаться по кампусу, оставаясь незамеченными?
Бродя по тускло освещенным туннелям катакомб, Рошель думала обо всем, о чем ей ужасно хотелось бы поговорить с отцом: о вступлении в общество «Кусоловей», о своих подругах, о Монстроликовой команде, и, естественно, о том, что творится в Школе монстров.
Внезапно в нос Робекки ударил сильный запах духов; у нее сразу же перехватило дыхание, а из ушей пошел пар. И отнюдь не потому, что запах был неприятным или был сопряжен с какими-то опасными химикатами. Просто это был знакомый аромат духов мисс Подлётыш, восхитительная смесь благоухания лилии и розы. Но так уж получилось, что этот запах в сознании Робекки накрепко ассоциировался с двуличием и даже в какой-то мере с опасностью, и потому скверно действовал на девушку, особенно когда был таким сильным. Робекка скорчилась у стены рядом с портретом скарижского политика Шарля де Гулля, выполненным флуоресцентной фиолетовой краской. От запаха ей стало почти физически дурно, как будто ей в шестеренки подсыпали песку.
– Мне просто не верится, до чего нечутко мы себя повели! Нет, правда, что это на нас нашло? – простонала Венера и уткнулась лицом в зеленые ладони.
– Я вынуждена согласиться, что даже по расплывчатым стандартам горгулий это было крайне глупо с моей стороны – объявить, что сегодня День отца, совершенно не принимая во внимание ситуацию Робекки, – сокрушенно произнесла Рошель. Пенни грозно уставилась на нее, и снедаемая чувством вины горгулья быстро отвела взгляд.
– Надо найти Робекку. Представляешь, как ей грустно сейчас? Ух, как я зла на себя! За такое на меня надо начихать тысячу раз! Ничто не огорчает меня так, как опечаленный друг, – не считая, конечно, случаев, когда природу загрязняют химикатами.
– Венера, силь гуль пле, давай стараться не выходить из рамок темы. Нам некогда сейчас обсуждать проблемы защиты окружающей среды. Давай подумаем, где она может быть? Пойти в комнату к Ки она не могла, это запрещено. Может, она отправилась повидаться со Скелитой и Цзинифайр?
– Исключено. Робекка знает, что они могли попасть под власть мисс Подлётыш, – без колебаний ответила Венера. – Если только она не отправилась повидаться с ними именно поэтому – чтобы раздобыть побольше информации об их взаимоотношениях с мисс Подлётыш.
– Бу-у-ля-ля! Расследование в одиночку – это плохая идея! Давай-ка поторопимся!
Рошель постучала свежеотполированными розовыми коготками в дверь покоев Вреда и Бреда, оставив маленькие, почти незаметные вмятинки. Сквозь толстую дверь донесся приглушенный девичий смех, придав Рошели с Венерой воодушевления, в котором они так нуждались для поисков Робекки.
– Входите! – раздался громкий голос Цзинифайр.
Венера распахнула дверь покоев Вреда и Бреда с таким рвением, что чуть не лишилась при этом одной из своих лоз.
– Привет, девочки, – донесся из угла аккуратной комнатки мягкий и манящий голос. – Я как раз пришла с чаем и пирожками. Хотите присоединиться к нам?
Это была не кто иная, как мисс Подлётыш в длинном шелковом кимоно: она сидела, изящно откинувшись на спинку дивана. Только она была не одна – два тролля сидели у ее ног, словно сторожевые псы.
– Si, si [37] , пожалуйста, присоединяйтесь к нас! У нас тут чаепитие, – дружелюбно произнесла Скелита. – А потом я покажу мисс Подлётыш, как делают макияж для Дня мертвых. Я и вас могу накрасить, если хотите.
– На самом деле мы ищем Робекку. Вы ее не видели?
– Венера, у тебя встревоженный вид. Что-то случилось? – мягко поинтересовалась мисс Подлётыш, лучась участием.
– Нет, с ней все в порядке. Просто мы ее ищем, – холодно отозвалась Венера.
– Мне очень жаль, но я сегодня вообще не видела Робекку, – произнесла Цзинифайр, теребя кончик своего золотистого с зелеными прядями хвоста.
– Вы точно не можете остаться? – спросила мисс Подлётыш. – Эти тролли отлично делают массаж стоп.
– Бу-у-ля-ля! Мне это не кажется заманчивым, – чистосердечно заявила Рошель, представив, как грязнющие руки троллей прикасаются к ее холеным пяточкам.
– Ну что ж, возможно, в другой раз. Не забывайте – я здесь по соседству.
– Будьте уверены, мисс Подлётыш, мы не забудем, – искренне заверила драконицу Венера – возможно, даже слишком искренне, если судить по выражению лица преподавательницы.
Сбежав наконец из нагоняющего тревогу облака благоухания, Робекка свернула в классный кабинет мистера Муммия, на кратчайший путь к лифту. Девушка зашагала вдоль ряда ярких парт – и вдруг застыла; увиденное заставило ее оцепенеть. На стене розовой флуоресцентной краской было нацарапано очередное послание:
«Вы не прислушались.
Теперь слишком поздно.