— А отец?
Вопрос вырвался сам по себе, и Сашка тотчас прикусил язык, посчитав, что ответа не будет, но Мирек ответил.
— Что отец… — Мирек сокрушённо вздохнул. — Его немцы схватили, он в Яновском концлагере погиб…
Сашка молча теребил ветку и ругал себя почем зря за собственную бестактность. Видимо, Мирек понял его состояние, и потому, отвернувшись, глухо сказал:
— Ты не майся, здесь уже ничего не изменишь…
В его голосе вдруг послышалась печально-взрослая интонация.
— Да я!.. — Сашка горячо взмахнул рукой и смолк.
Мирек сделал вид, что не заметил его реплики и продолжал как ни в чём не бывало:
— Зато как мы назад вернулись, тут уже наш штаб стоял, — голос хлопца неуловимо изменился, давая понять, какое это было чудесное время. — Дом брошенным считался, а как мы вернулись, нам комнату дали, а потом полковник узнал, кто мы, и приказал дом отремонтировать и даже мне комнату над гаражом сделали.
— Над каким гаражом?
— А вон, это теперь сарай дровяной, — Мирек махнул рукой на косо срезанный чердак. — Там солдаты гараж для машины сделали, а потолок досками застелили и окно поставили. Видишь?
Сашка скептически посмотрел на высокую крышу.
— А ходить туда как?
— А вон по лестнице. Хочешь, залезем?
Сашка энергично кивнул и вслед за приятелем начал взбираться по гладко вытертым перекладинам. Через придерживаемую Миреком дверь он неловко перелез с карниза за порог и оказался в небольшой уютной комнате.
Солдаты, строившие её, зашили досками не только пол, но и стены, умело врезав в одну из них оконную раму. В комнате стоял деревянный топчан, пара стульев и простенький стол, приткнутый прямо к окну. На столе лежала пухлая растрёпанная книга.
— Твоя? — Сашка взял книжку и прочитал заглавие. — «Потоп», Генрик Сенкевич. Интересная?
— Спрашиваешь! Я только утром кончил.
— Дашь почитать?
— Дам, — коротко отозвался Мирек.
Едва книга попала Сашке в руки, как всю его неловкость как ветром сдуло. Получив согласие, он прежде всего пересмотрел иллюстрации, потом уселся на стул и, не выпуская книгу из рук, сказал:
— А у тебя тут неплохо. Кстати, у меня дома почти такая же комната и тоже на чердаке. Так что приглашаю в гости.
— Спасибо. — Мирек вежливо поклонился и спросил: — А вообще как тебе в нашем городе?
— Как это? — не понял Сашка.
— Ну вот ты рассказывал, что и в Сибири был, и на Кавказе, даже в Москве. Я, честно говоря, тебе завидую, а потому и спрашиваю, если с другими городами сравнивать, как?
— Да нашёл чему завидовать! — махнул рукой Сашка. — Ну был, ну ездил, так что? В теплушке час едешь, сутки стоишь. А по станции за кипятком бежишь и всё время боишься, чтоб от поезда не отстать. А города сравнивать не берусь. И если честно, мне тут здорово нравится. И речка тут есть, и пароходы ходят, и главное — замок! Такого нигде нет!
— Да, замок — это конечно, — согласился Мирек.
— Слушай, — Сашка отложил книгу и даже привстал со стула. — Скажи честно, ты сам как считаешь. Клад там найти можно?
— Ну, если честно… — Мирек секунду подумал. — Думаю, можно. Бывает, золото у нас и вправду находят, только никто ж не скажет, а вообще ценности перед войной в городе были.
— Где? Какие? — Сашка аж подскочил на стуле.
— А в музее. Тут, как Советы пришли в 39-м, ценности, что в панских маетках [3] остались, в музей свезли. Там много чего было. Я сам туда часто ходил. Там пан Владислав работал, так он всем говорил, что только одна картина многие тысячи стоит.
— Картина? — Сашка покосился на Мирека. — Какая ещё картина?
— Не помню, кажется, «Святой Иероним». Вот только за войну, наверно, пропало всё или увезли, если успели.
— Слушай, а если твоего пана Владислава спросить? Ну, про замок?
— Да нет, теперь не спросишь, — покачал головой Мирек. — Исчез он. Во время оккупации.
— Как исчез? — Сашка смешно наклонил голову. — Он что, с немцами ушёл?
— Нет, пан Владислав немцев терпеть не мог, это я точно знаю.
— Откуда тебе знать… — Сашка махнул рукой и опять взялся за книгу. — Можно подумать, он сам тебе говорил.
— Да нет, не говорил. — Мирек внезапно оживился. — А знаешь, Сашко, я могу узнать, что с паном Владиславом стало. У нас знакомая есть, пани Цыбульская, она старая уже, и пан Владислав дружил с ней, я знаю…
Мирек на секунду о чём-то задумался и вдруг весело подмигнул Сашке.
— Во, хорошо, что вспомнил! Она была как-то у нас и про хода говорила, она тоже весь Старый город знает.
— Про другие ходы? — уточнил Сашка и с жаром заговорил: — Так пойдём к ней спросим. Знаешь, у вас тут такой город, такой… Ну, особый, что ли. Я ж про эти подземные ходы только в книжке читал, а тут, понимаешь, посмотреть можно…
— Да понял я, понял! — Мирек рассмеялся. — Зайдём за Яркой, договоримся и сходим к этой пани Цыбульской.
— Да, за Яркой… — Сашка разочарованно вздохнул. — А он то за сеном поехал, то свинью кормит, то на крыше сидит, дырки латает.
— А ты как думал, он у нас ху-у-зяин, — несколько насмешливо протянул Мирек и заключил: — Не то, что мы с тобой.
— Ну да, мы с тобой… — Сашка поджал губы. — Это вы с Яркой, да, а я при вас так, прикомандированный…
— Ну сказал, сходим! — Мирек отнял у Сашки книгу и с размаху плюхнулся на топчан. — Кончай дуться, прикомандированный, садись сюда, картинки ещё раз смотреть будем…
Махнув рукой приятелям, отправившимся прямо к замковым воротам, Мирек сбежал вниз по пыльной улочке Подзамче и степенно зашагал вдоль узенького плиточного тротуара. За время войны Подзамче, лежавшее в стороне от основных артерий города, почти не пострадало, тут не было ни обстрелов, ни бомбардировок и потому сейчас из густой зелени всё так же выглядывали островерхие черепичные крыши, замысловатые фронтоны и сплошь застеклённые фасонистые лоджии.
Миновав с десяток таких респектабельных вилл, Мирек остановился возле небольшой калиточки, спрятавшейся под аркой заплетённой тёмно-зелёным плющом. Заглянув туда и убедившись, что во дворе никого нет, Мирек толкнул калитку, обогнул длинный одноэтажный дом и очутился на широкой веранде. Хлопец постучал в застеклённую дверь, дождался ответа и вошёл в комнатку, сплошь заставленную гнутой мебелью. Почтительно остановившись у порога, он вежливо поздоровался.
Пани Цыбульская, старая высохшая, но ещё весьма представительная дама, сидела в мягком кресле с книгой в руках.