Сначала хлопец просто оторопел от неожиданности, но тут же понял, что нищий вышел из маленькой дверцы, прятавшейся в стыке между стеной и контрфорсом. Она и сейчас была видна только потому, что нищий, выходя, оставил её открытой.
Цепко держа хлопца за плечо, нищий дико косил глазами, лицо его кривили гримасы, но в то же время сейчас он не казался сумасшедшим. Конечно, вид его был необычен, странен, может, отталкивающе противен, но не более. Нищий на секунду задержал взгляд на лице Мирека и спросил неожиданно певучим голосом:
— Как твоё имя, отрок?
— Мирек…Мирослав то есть…
Хлопец основательно струхнул, но пока старался не подавать вида и только пробовал как-то освободить плечо.
— Аз, грешен слуга Господень, — глаза нищего снова побежали в сторону, — крест знак веры истинной, а моё имя Крыж…
Мирек испуганно отшатнулся.
— Не страшись, отрок. Слава Господня душу творит в человецех. Нить путеводную, аз грешен, дарю тебе…
Крыж плавно поднял руку, осенил себя крестным знамением и тотчас же, ловко захватив пальцами одну из блестящих пуговиц, с треском оторвал её от своего истёртого пиджака. Величественным жестом он ткнул в руку Мирека оторванную пуговицу и резко повернувшись, быстро пошёл в сторону Крестовоздвиженской церкви.
Проводив испуганным взглядом Крыжа, Мирек машинально разжал кулак и посмотрел на ладонь. Лежавшая на ней пуговица была обыкновенная: новая, с выштампованной пятиконечной звездой и с обрывками толстых ниток на чёрной проволочной петле…
В эту ночь Сашка спал беспокойно. В последнее время ему всё чаще снились какие-то замковые переходы, лестницы и прочая средневековая абракадабра, причудливо перемешанная с современностью. Вот и сейчас казалось, что он куда-то бежит по длинному коридору с кирпичными стенами и матрасно-упругим полом.
Сашка отчётливо сознаёт, что этот пол ватный, но не удивляется, а только бессильно перебирает ногами, совсем не двигаясь с места. Внезапно весь этот странный коридор с гулом куда-то проваливается, и Сашка, враз проснувшись, вскакивает в смятой постели, не в силах сообразить, сон это или уже явь.
Но шум, разбудивший Сашку, с его пробуждением не утихает. Наоборот, постепенно приходя в себя, Сашка чётко слышит треск автоматной очереди, неожиданно перекрытый гранатным разрывом. До Сашки наконец доходит, что приснившийся ему грохот существует на самом деле и, скорее почувствовав, чем осознав надвигающуюся опасность, хлопец спрыгнул с кровати и опрометью кинулся к выходу.
Распахнув двери настежь, он кубарем скатился по ступенькам и очутился в коридоре. В ту же секунду чья-то сильная рука схватила его за шиворот и властно придавила к полу.
— Быстро в подвал! — крикнул ему отец в самое ухо.
Сашка, так неожиданно очутившийся на полу, чуть приподнялся. Ему удалось рассмотреть отца, лежавшего рядом, и силуэт распахнутой двери. За дверью была темнота. Подталкиваемый отцом, Сашка прополз по коридору и через открытый люк провалился на подвальную лестницу.
В подвале было темно, пахло квашеной капустой и какой-то прелью. Сашка попробовал высунуть нос наружу, но его тут же столкнул назад спускавшийся вниз отец. Сашка решил, что он тоже прячется, но ошибся. Отец просто укрылся в люке под лестницей и выставив из-под ступеньки ствол маузера, выстрелил несколько раз подряд.
Сашка видел, как вспышки очерчивали квадрат люка, одновременно на уши давил треск выстрела, особенно сильный здесь, в сжатом пространстве подпола, и вниз сползал едкий запах сгоревшего пироксилина. Воспользовавшись секундами затишья, Сашка ощупью влез на лестницу и быстро спросил:
— Что там, па?
— Пули летают, вот что, — сердито огрызнулся отец и, почувствовав, что сын всё-таки пытается выглянуть у него из-за спины, рявкнул: — Пошел вниз, стервец!
Перестрелка в саду вспыхнула с новой силой, и испуганный Сашка сполз по ступенькам обратно. Внезапно всё заглушил новый гранатный взрыв, затем несколько автоматных очередей слились в одну, и сразу все стихло. Сашка услышал, как отец осторожно выбрался из подвала и, крадучись, прошёл по коридору. Хлопец подождал некоторое время, потом, услыхав перекликающиеся возле дома голоса, выкарабкался из люка и поспешил к двери.
По всему двору мелькали лучи фонариков, в их свете появлялись какие-то фигуры, рыскавшие по саду, откуда слышался шум и приглушенные голоса. В доме вспыхнуло электричество, и светлые полосы из окон легли поперёк двора, теряясь в серебристом отблеске листьев крыжовника. Сашка рванулся в сад, но в дверях лицом к лицу столкнулся с Юрием, шофёром отца. Увидев Сашку, он немедленно загородил выход.
— Ты куда прешься?
— Пусти, Юр! Я только гляну! — жалобно попросил Сашка.
— Нельзя, Шурка, нельзя… Не понимаешь, что ли…
Одной рукой придерживая Сашку, Юрий не спускал глаз со двора, и висевший на его плече ППШ, словно принюхивался срезанным кончиком ствола к ночной темени. От шоферской робы Юрия несло бензином, но и он не мог перебить идущий от неё солдатский запах амуниции, ружейного масла и отслужившего все сроки ХБ.
Сашка вздохнул, смиряясь со своим положением, спросил:
— Юр, а ты чего с автоматом?
— Чего, чего… В Берестяны с батей твоим ездили лес смотреть, ну и вернулись поздно, а тут…
— А чего тут?
— Чего, чего… Бой в Крыму, всё в дыму, понятно?
— Да я ж без шуток, Юр. Страшно ведь.
— Да уж какие тут, Шурка, шутки? Тут, видать, без нас разбираться будут. Понимаешь, мы как к дому свернули, фары поверху свет дали, я гляжу, что за чертовина, — человек по карнизу лезет. Ну, решили, ворюга. По тормозам и за ним. А он, гад, стрелять. Батя твой в коридор, я под гараж, а он, зараза, гранатой. Ну я, ясное дело, очередь, тут и началось…
— Так-то вас двое, а остальные откуда?
— Откуда, откуда. Здесь же комендатура рядом. По такой пальбе мигом сюда примчались.
Как раз в эту минуту из темноты сада к крыльцу приблизилась группа людей. Они осторожно несли кого-то на развёрнутой шинели. Люди поднялись на крыльцо, и Сашка разглядел, что на шинели лежит автоматчик с мертвенно-бледным, запрокинутым назад лицом. Глаза его были закрыты, рот кривила страдальческая гримаса. Второго раненого вели под руки. Он шёл, с трудом передвигая ноги и, не переставая, матерился вполголоса. За ранеными, громко переговариваясь, в дом прошла группа офицеров.
Решив, что сейчас в доме интересней, Сашка юркнул обратно в коридор. Осторожно пробравшись в гостиную, он притаился возле самой двери, больше всего опасаясь, что его заметят и выставят вон. Но взрослым было не до него.
Одного раненого разместили на широкой кушетке, и неизвестно откуда взявшийся военврач занимался осмотром. Рукава его гимнастёрки были закатаны до локтей, движения уверенны, голос спокоен и несколько суховат. Второй раненый, тот, что шёл сам, уже аккуратно перевязанный, сидел на диване и молча курил, откинувшись на заголовник.