Людмиле не пришлось привлекать к себе его внимание. Выйдя из машины командующий Приморской армией, увидел ее и сразу остановился.
— Здравия желаю, товарищ генерал-майор! — она вытянулась в струнку и откозыряла.
— Здравствуй, Люда, — он улыбнулся ей. — Как здоровье?
— Отлично, товарищ генерал-майор.
— Значит, будем бить фашистов в Севастополе?
— Обязательно, товарищ генерал-майор.
— Твой боевой опыт тут пригодится, — Петров снял пенсне и протер его платком. — Сообщаю тебе, что ты теперь — старший сержант и командуешь снайперским взводом. Когда прибудет маршевое пополнение, отбери способных бойцов и научи их точному глазомеру.
— Слушаюсь! — бодро отрапортовала она и, понизив голос, спросила: — Но где же мой полк, Иван Ефимович?
— Думаю, сейчас «разинцы» находятся на дороге между Ялтой и Гурзуфом. В Севастополь они попадут только дней через пять-шесть. Будешь ждать?
— Так точно, товарищ генерал-майор. С первых дней службы всей душой привязана к батальону капитана Сергиенко и к любимой моей второй роте.
— За привязанность хвалю, — Петров снова улыбнулся. — Есть ли у тебя просьбы и пожелания?
— Никак нет, товарищ генерал-майор.
— Хороший ответ, дочка. Скромность украшает солдата. Но его командиры должны позаботиться о нем, — Иван Ефимович повернулся к адъютанту и негромко отдал ему какие-то распоряжения. Адъютант вынул блокнот и стал записывать…
Конечно, ее порадовали новые вещи, полученные на складе: юфтевые сапоги, суконная гимнастерка вместо хлопчатобумажной, ватник, более подходящий для передвижения в лесу, шапка-ушанка из искусственного меха серого цвета, перчатки с полушерстяной подкладкой, трикотажное белье. Генерал был прав. Следовало думать о зимней кампании. В Крыму зимы бывают разными: и теплыми, с плюсовой температурой, и холодными, с морозами и сильными, пронзительными ветрами, которые дуют в феврале и марте с северо-востока.
Однако больше всего понравился Людмиле пистолет ТТ, или «Тульский, Токарева», личное оружие младшего и среднего командного состава Красной Армии. Ведь три темнорубиновых треугольничка на петлице воротника, указывающие на звание старшего сержанта, издали еще и не разглядишь. А вот надетая на пояс кожаная кобура при шомполе с согнутой в кольцо ручкой бросается в глаза сразу.
Тяжеловатым казался ТТ для женской руки — 825 граммов, и то — без магазина на восемь патронов. Некоторые ставили русскому инженеру Токареву в упрек, что его оружие слишком сильно напоминает изобретение «пистолетного короля» господина Джона Мозеса Браунинга, особенно — модель 1910 года бельгийского производства. Но подобные теоретические споры мало занимали старшего сержанта Павличенко. Ей пришелся по душе, и длинный вороненый ствол «Тотоши», как его ласково называли в армии, и удобная рукоять с рубчатыми накладками, и мощный патрон калибра 7,62 мм, пробивавший кирпичную стену толщиной в 100 мм. Номер выданного ей пистолета состоял из букв «ПА» и цифры «945», его украшала крупная насечка на кожухе-затворе. Они свидетельствовали: данный экземпляр изготовлен именно на Тульском оружейном заводе и в 1940 году [6] .
Людмиле немедленно захотелось где-нибудь на свежем воздухе, в сквере или в парке опробовать новую военную игрушку. Но в городе, объявленном на осадном положении, проводить такие ознакомительные стрельбы не стоило. Ей пришлось ждать до 9 ноября, когда прибывший наконец в Севастополь 54-й полк занял отведенные ему позиции в третьем секторе обороны вместе с 287-м стрелковым, 3-м полком морской пехоты, 2-м Перекопским полком и 7-й бригадой морской пехоты. Они расположились на пространстве Мекензиевых гор, между реками Бельбек и Черная, от железнодорожного полустанка, вдоль деревень Камышлы и Биюк-Отаркой до хутора Мекензия, который действительно в конце XVIII века принадлежал контр-адмиралу Российского императорского флота Томасу Мак-Кензи, по своему происхождению шотландскому горцу.
Наверное, года два или три назад эта мягкая хвоя была зеленой. Теперь стала коричневато-желтой. Толстым, рыхлым ковром покрывали ее иголки землю под кустами можжевельника, но сразу не истлевали, не разрушались, а медленно отдавали свои соки каменистой горной почве. От такого «сладкого» перегноя, от терпкого хвойного запаха, невыносимого для разных лесных паразитов, тут прекрасно жили и развивались крымские деревья: вяз, или по-местному «карагач», клен, акация, дикая яблоня, бузина-древостой, дуб скальный — могучий исполин, чаще всего растущий одиноко и высоко поднимающий к небу узловатые руки-ветви.
Деревья уже утратили роскошный летний убор. Свирепые ноябрьские ветры сбили и унесли к морю их высохшие листья. Еще больше лес пострадал от бомбежек, артобстрелов, ружейно-пулеметного огня. Немцы яростно штурмовали наши позиции вплоть до 22 ноября 1941 года. Однако взломать севастопольскую оборону им не удалось. Лишь кое-где они незначительно продвинулись вперед. На фронте установилось затишье. Противников разделяла нейтральная полоса, совсем неширокая, от ста до ста пятидесяти метров.
Обозначенная с обеих сторон извилистыми ходами сообщения, траншеями, окопами, долговременными огневыми точками, иногда — минными полями, иногда — рядами колючей проволоки, она тянулась на многие километры. Начало ее на юго-востоке упиралось в улочки приморского рыбачьего поселения Балаклава, конец, пролегая по холмам и долинам, вел на запад, к берегам мелкой, но бурливой речки Бельбек. Впрочем, выходы на нейтральную полосу и даже переходы через нее существовали. Почти незаметно ее можно было пересечь на Мекензиевых горах, то есть по гребню Камышловского оврага и соседней с ним Темной балки, на покрытых трудно проходимыми зарослями высотах 319,6 метра, 278,4 метра и 175, 8 метра, которые лежали к западу от лесного кордона № 2 «Хутор Мекензия».
Для того следовало лишь, как свои пять пальцев, изучить здешний лес, запомнить его наизусть, словно таблицу умножения…
Предрассветный ветер налетел внезапно. Кроны деревьев, покачиваясь от его порывов, застучали голыми ветками. В рассеивающихся сумерках они казались ожившими лесными существами, а короткий перестук — их таинственным разговором. Людмила прислушалась и подняла голову. Над тропинкой склонялся причудливо изогнутый буро-серый ствол клена, называемого в Крыму «ложноплатановым». Несколько оранжевых разлапистых листьев, немного похожих на раскрытую человеческую ладонь, еще держались там вверху на длинных черешках. Вдруг один из них оторвался и, кружась в воздухе, лег на тропинку прямо у ее ног.
— Возьми, — шепотом сказал старый егерь Анастас Вартанов. — Это к большой удаче.
«Странное суеверие», — подумала Павличенко.
Красивый кленовый лист никак не подходил к осенней снайперской одежде — камуфляжной куртке грязножелтого цвета с коричневыми разводами. Огненной расцветкой он бы выдал Людмилу врагу. Потому она положила лист в карман, туда, где лежали две обоймы патронов, индивидуальный санпакет и кусочек рафинада, бережно завернутый в фольгу вместе с щепоткой сухой чайной заварки. Сахар, если его разжевать с заваркой, хорошо подкреплял силы при многочасовой засаде.