– Смотрите-ка, – сказал Джек, хмуро глядя на находку. – Как вы думаете, что это?

– Из моей куртки выпало? – спросил Бен.

Хэйзел кивнула.

– Давайте откроем, – Джек соскользнул со стола; на голове у него сидела нелепая шляпа-котелок. Движения парня были расслабленными и гибкими, что навело Хэйзел на те самые мысли, из-за которых она вечно влипала в беду.

Травинка легко развязалась, и две половинки ореха распались. Внутри оказался небольшой клочок бумаги, скатанный в трубочку.

– Дай посмотреть, – попросила Хэйзел, потянувшись к бумажке. Развернув полупрозрачный кусочек пергамента, она вздрогнула. Выведенные паучьим почерком слова гласили: Семь годков – отдай должок. Поздно сожалеть, дружок!

Они надолго замолчали. Хэйзел приложила невероятные усилия, чтобы не отбросить бумажку.

– Бессмыслица какая-то, – пробормотал Джек.

– Наверное, какая-то старая игрушка, купленная в городе, – голос Бена немного дрожал. – Волшебный орешек счастья. Дерьмовая подделка.

В самом конце Главной улицы стоял магазин, продававший сувениры охотникам на фей. Благовония, обережные мешочки с солью, смешанной с бузиной, карты «священных» фейских мест рядом с городом, кристаллы, расписанные вручную карты Таро и радужные наклейки на окна. Загадочные предсказания фей в орехах вполне могли там тоже быть.

– Так себе предсказание, – заметил Джек.

– Да уж, – поддакнула Хэйзел, стараясь, чтобы голос не выдал, как заходится ее сердце; стараясь вести себя так, как будто она не знала, кому предназначалась записка. Как будто все по-прежнему нормально.

– Да уж, – Бен, посмеиваясь, сунул скорлупки и бумажку обратно в карман. – Жутковато.

После этого Хэйзел могла только притворяться, что ей весело. Она смотрела на Бена и Джека, запоминая их. Запоминая людей и место, запах старых книг и звуки, которые издают обычные вещи.

Бен купил галстук-бабочку в горошек; потом они отправились в универмаг, где Хэйзел взяла пакет молока и буханку хлеба. Джек поспешил домой на ужин – у них была традиция играть всей семьей в настольные игры по воскресеньям, и каким бы глупым Картер с Джеком это ни считали, никому не разрешалось пропускать мероприятие. Хэйзел и Бен тоже пошли домой.

Не доходя пары шагов до двери, Хэйзел присела, чтобы налить немного молока в керамическую миску, которую мама поставила рядом с каменным заборчиком. Все в Фэйрфолде оставляли еду феям, чтобы продемонстрировать им свое уважение и завоевать их благосклонность.

Но из пакета склизкими кусками вывалилась простокваша. Молоко уже скисло.

Глава 4

Той ночью Хэйзел металась и вертелась, сбивая простыни и изо всех сил уговаривая себя не думать о данных обещаниях и долгах, которые придется возвращать: запихнула их в сотню облепленных моллюсками сейфов, а те – в тысячу сундуков, плотно обмотав каждый цепями.

Утром Хэйзел почувствовала страшную тяжесть в руках и ногах; перевернулась перевести будильник, и тут пальцы пронзила острая боль. Ладони оказались воспаленными и ободранными. Из распухшего большого пальца торчал осколок стекла длиной с булавку; несколько мелких осколков, поблескивая, торчали из других пальцев. Сердце пустилось вскачь.

Хэйзел приподняла одеяло и нахмурилась: ноги оказались заляпаны засохшей землей, которая начала отваливаться кусками, пока девушка вставала. Черные брызги доходили до самых коленей. Подол ночной рубашки стал жестким от пропитавшей его грязи. Откинув одеяло, она увидела, что кровать превратилась в настоящее гнездо: вся в траве и палочках. Хэйзел попыталась вспомнить прошлую ночь, но на ум приходили только смутные видения. И чем сильнее она на них сосредотачивалась, тем туманнее они становились.

Что же произошло? Что она натворила и почему не может ничего вспомнить?

Хэйзел заставила себя пойти в душ и пустила воду такую горячую, какую только могла вытерпеть. Под почти обжигающими струями вытащила осколки: крошечные бисеринки крови унеслись в сливное отверстие. Девушка смыла грязь и уняла дрожь. Но по-прежнему не находила ответов.

Что же она натворила?

Мышцы гудели, будто от перенапряжения, но ни это, ни грязь с осколками не проливали свет на произошедшее. Дыхание все не выравнивалось, как бы она ни уговаривала себя успокоиться, как ни пыталась втолковать самой себе то, что прекрасно знала: этому было суждено случиться, самое тяжелое – ожидание, и ей следует радоваться, что все наконец-то закончится.

Пять лет назад, когда Хэйзел почти исполнилось одиннадцать, она заключила сделку с Народцем.

Девочка прокралась к боярышнику в полнолуние, незадолго до рассвета. Темное небо сверкало звездами. Клочки одежды, эти призраки желаний, затрепетали на ветвях у нее над головой. Меч Хэйзел оставила дома: в знак уважения и надеясь, что, хоть она и охотилась на фей – только плохих, – они будут честно с нею торговаться. Какая наивность.

Сосредоточившись на своем желании, Хэйзел вступила в круг из белых камней, под боярышник, и уселась ждать на мокрую от росы траву. Сердце колотилось, как у мышки. Долго ждать не пришлось. Спустя всего несколько минут из леса выскочило бледнотелое существо, подобных которому девочка раньше не встречала. Оно ползло на четвереньках, каждый коготь – длиной с палец Хэйзел. Вокруг глаз и широченного рта, заполненного неровными акульими зубами, расползлись розовые пятна.

– Повяжи клочочек своей одежды на дерево, – прошипело существо: когда оно говорило, между зубов показывался длинный розовый язык. – Скажи желание. От имени Ольхового короля я заключу с тобой сделку, и он исполнит все, чего ни попросишь.

В руке девочки затрепетал прихваченный из дома лоскуток, отрезанный от подкладки любимого платья.

– Я хочу, чтобы мой брат поехал в Филадельфию – учиться в музыкальной школе. И чтобы у родителей хватило денег. А я перестану охотиться, пока его не будет.

Существо расхохоталось:

– Смелая девочка! Мне нравится. Но нет: боюсь, ты предложила недостаточную цену. Пообещай мне десять лет жизни.

– Десять лет? – ошеломленно переспросила Хэйзел. Она была готова торговаться, но даже не представляла, что может попросить Народец. Хэйзел отчаянно нуждалась, чтобы Бен научился лучше играть: тогда они снова стали бы командой. Охотясь без него, она чувствовала себя потерянной. Ей пришлось заключить сделку.

– Ты такая молоденькая – куча лет впереди. Что тебе стоит отдать нам несколько? – спросило существо. Оно неслышно подобралось ближе, и девочка разглядела его глаза, темные, как чернильные омуты. – Вряд ли ты будешь по ним скучать.

– Разве вы не бессмертны? – спросила Хэйзел. – Зачем вам чьи-то годы?

– Не чьи-то, – существо село, со скучающим и одновременно грозным видом скребя грязь когтями. – Твои.

– Семь, – отрезала Хэйзел, вспомнив, что Народец любит некоторые числа больше других. – Я отдам семь лет.