– Кэрри на меня кричала, – начал Ронни, вытирая глаза. – Она вообще часто скандалы закатывала. Квартира у нас на первом этаже, дом – развалюха, район – убогая дыра. Работа у меня была, но денег вечно не хватало. А еще Кэрри много пила, даже когда ребенок родился. Наверное, алкоголичкой была.
– Была алкоголичкой?
– В смысле?
– Вы сказали «была», в прошедшем времени. А надо было в настоящем.
– Ну, вы же поняли, – мучительно покраснев, пробормотал Ронни.
– И присяжные поймут. Прокурор про эту вашу оговорку каждые пять минут напоминать будет. И в заключительную речь ее включит, чтобы присяжные уж точно внимание обратили. Используют ваши слова как доказательство, что Кэрри и Грейс нет в живых, и вы об этом знаете. Вот так – одна крошечная деталь, неудачно построенная фраза, и вас приговаривают к пожизненному.
Ронни понимающе кивнул и продолжил:
– Сплошная ругань, с утра до вечера. Кэрри давно бы ушла, если бы не Грейс. Она меня не любила, я знаю.
– Не любит, Ронни, не любит.
Ронни поморщился.
– А вы ее любите? – спросил Джо.
– Словами не передать как. – Тут голос у Ронни задрожал. Он вытер слезы, потом продолжил: – Я ей вреда не желал… Кэрри для меня все. Красивая, веселая, и… ну, вы понимаете.
– Сколько ей лет?
– Тридцать.
– Ну-ка, расскажите поподробнее о скандалах. Почему Кэрри на вас кричала?
– В основном из-за денег. Сами знаете, как это бывает. Кэрри была… – Ронни запнулась. – Кэрри на деньгах прямо зациклена. Оформляет кредитные карты во всех банках подряд, и давай скупать всякое барахло – шмотки, туфли… Любит, чтобы на улицах все шеи сворачивали. Счета потом приходят километровые, а ведь надо еще продукты покупать, за квартиру заплатить. Вчера утром надо было за электричество плату внести, а денег нет. Тут Кэрри принялась орать, что это я виноват, на жизнь зарабатывать не умею, вот и сидим без гроша. А я не меньше других в дом приношу, но она же все пропивает! До того дошло, что с утра первым делом за бутылку хватается. Шмоток-то красивых у Кэрри полно, а сама до того опустилась – смотреть страшно.
– Похоже, вы к ней не слишком хорошо относитесь.
– В смысле?
– Вы испытываете к ней некое влечение, но как человек Кэрри вам не особо симпатична. Можно даже предположить, что вы ее ненавидите.
– Не настолько же, чтобы убить!
Джо сделал кое-какие пометки.
– Я просмотрел ваше дело, в том числе показания некого Тэрри Дэя. Он рассказал полиции о ваших ссорах. Кто этот человек?
– Наш квартирный хозяин. Живет в том же доме, только на верхнем этаже. Мерзкий тип, прямо мурашки по коже. Вечно терся перед домом и на улицу пялился. Зачем, непонятно. Ну и конечно, сразу доложил полицейским, что мы ругаемся.
– Только не называйте его мерзким типом на суде, – предупредил Джо. – Иначе вас сочтут агрессивным, а вам это не надо. Демонстрируйте святую невинность, присяжные должны решить, что произошло недоразумение.
Ронни кивнул и продолжил:
– В общем, мы поцапались, а потом я ушел на работу.
– И где вы работаете?
– Что-то вы ничего не знаете. – Ронни перевел взгляд на Монику, потом опять на Джо. – Махоуны разве не сказали?
– Хочу услышать всю историю от вас. На вопросы в суде отвечать будете вы, а не я. Так что тренируйтесь.
– Вы меня все время подловить пытаетесь.
– Это еще что, Ронни! Подождите, когда вас прокурор подлавливать начнет, вот тогда узнаете. Хватит жалеть себя. Рассказывайте.
Ронни скрестил руки на груди.
– Вы мне не верите, я же вижу. – Он повернулся к Монике: – А вы? Как по-вашему, похож я на убийцу?
Прежде чем Моника успела ответить, Джо подался вперед и, понизив голос, произнес:
– Вас не должно волновать наше мнение, Ронни. Даже если бы я считал вас хладнокровным злодеем, защищал бы точно так же, как невиновного. Поймите, моя задача не в том, чтобы поднять вам настроение, а в том, чтобы выиграть дело.
– Тип из «Махоунс» то же самое говорил.
Джо намек понял – последнего, кто это сказал, отстранили от дела. Он встал.
– Мы уходим, – сказал Джо Монике, и она тоже поднялась со стула. Джо принялся укладывать бумаги обратно в портфель.
– Вы куда? – испуганно округлил глаза Ронни.
– Если нужен адвокат, который будет за ручку держать и жалеть вас, несчастного, ищите кого-нибудь другого. Потом пожалеете – уж на что, на что, а на это времени у вас будет достаточно.
– Стойте! – воскликнул Ронни.
– Зачем? Снова начнете умолять, чтобы мы вам поверили? Меня интересует только одно – как выигрышно представить дело в суде.
Джо подал Монике знак, что пора идти. Но Ронни поспешно вытянул руку и ухватил Джо за портфель.
– Я вас очень прошу, не бросайте…
Джо выдержал паузу. Блеф сработал.
– Хорошо, только учтите – правила устанавливаю я. Делайте, что говорят. Я ваш адвокат, а не совесть, которую надо успокоить.
Несколько секунд Ронни дулся молча, потом тихо произнес:
– Ладно… Извините. Работаю я на упаковочной фабрике, на конвейере. Платят не особо много, потому и жили в этой халупе.
Джо внимательно взглянул на него и сел.
– Продолжайте.
Некоторое время Ронни сидел молча, уставившись на Джо и сжав губы. Наконец заговорил:
– Бригадир ругался, что я ушами хлопаю.
– А вы хлопали?
– Вроде того.
Джо откинулся на спинку стула и положил ручку на стол.
– Ответ не слишком убедительный. Поясните, что означает «вроде того».
– Вы прямо как эти…
– Кто – эти?
– Полицейские, – ответил Ронни. – Ну, ронял я коробки, не успевал вовремя на ленту ставить, вот и приходилось конвейер останавливать. Заказ выполнить не успевали, бригадир и психанул.
– Да, хорошего мало. Прокурор постарается использовать вашу рассеянность как аргумент в свою пользу.
– Да я просто не в настроении был. Говорю же – поцапались перед работой.
– Вы ведь упоминали, что ссоры для вас с Кэрри – обычное дело. И чем же это утро отличалось от других?
Ронни уставился на столешницу и принялся нервно потирать руки. То открывал рот, то опять закрывал. Наконец поднял глаза и выговорил:
– Крикнул, что убить ее хочу, а потом… э-э… ударил.
Ронни покосился на Монику, но поспешно отвел взгляд, покраснев от стыда. Джо на секунду прикрыл глаза. Так вот почему Ронни решил сменить адвоката – ему сказали, что позиция обвинения слишком сильная, самое время признаваться, где спрятал тела, и рассчитывать на послабление за чистосердечное признание.