Когда Корсо включил душ и подставил под струи лицо, горячая вода обожгла кожу, даже векам стало нестерпимо больно, но он, сжав челюсти, напрягшись всем телом, еле сдерживаясь, чтобы не закричать, продолжал стоять, хоть и готов был завыть от тоски и одиночества. Целых четыре года один месяц и двенадцать дней повторялось одно и то же: из постели Никон тянула его под душ и медленно, бесконечно медленно намыливала ему спину. И потом нередко прижималась к его груди, как маленькая девочка, затерявшаяся под дождем. Однажды я уйду, так и не узнав тебя. Тогда ты станешь вспоминать мои большие темные глаза. Мои невысказанные упреки. Мои горькие стоны во сне. Мои кошмарные сны, которые ты не умел прогонять. Вот что ты станешь вспоминать, когда я уйду.
Он уткнулся лбом в белый кафель, усеянный водяными каплями, и подумал, что это влажное поле слишком похоже на один из кругов ада. Что ж! Ни до Никон, ни после никто не вел его в душ, не намыливал ему осторожно и нежно спину. Никогда. Никто. Никогда.
Он вышел из ванной и лег в постель, прихватив «Мемориал Святой Елены». Но прочел лишь несколько строк:
Возвращаясь к воспоминаниям о войне, Наполеон заметил: «Испанцы в массе своей вели себя как люди чести…»
В ответ на похвалу Наполеона, сделанную два века тому назад, Корсо скорчил гримасу. И вспомнил слышанные в детстве слова, их произнес то ли один из его дедов, то ли отец: «Мы, испанцы, только в одном превосходим других: лучше всех получаемся на картинах Гойи»… «Люди чести», сказал Наполеон. Корсо подумал о Варо Борхе с его чековой книжкой, о Флавио Ла Понте, о библиотеках, доставшихся в наследство вдовам и за бесценок скупленных букинистами-грабителями.
Подумал о призраке Никон, блуждающем в безлюдье белой пустыни. О себе самом, готовом служить сторожевым псом тому пастуху, который сильнее и лучше. Что ж, просто тогда были иные времена.
Он так и уснул – с отчаянной и горькой улыбкой на губах.
Первое, что он увидал, проснувшись, была предрассветная серая муть за окном. Слишком рано.
Непослушной рукой он попытался нащупать часы на ночном столике, но тут до него дошло, что звонил не будильник, а телефон. Трубка дважды падала на пол, пока он пристраивал ее между ухом и подушкой.
– Слушаю.
– Это ваша вчерашняя знакомая. Помните? Ирэн Адлер. Я жду вас в вестибюле. Нам надо поговорить. Немедленно.
– Какого черта?..
Но она уже повесила трубку. Извергая проклятия, сонный и раздраженный, Корсо отыскал очки, откинул простыню, натянул брюки. Потом в припадке панического страха заглянул под кровать – сумка лежала там, в целости и сохранности. Он с трудом цеплялся взглядом то за один, то за другой предмет. В комнате сохранялся прежний порядок, а вот снаружи происходило что-то неладное. Он едва успел зайти в ванную и сполоснуть лицо, как в дверь постучали.
– Знаете, черт возьми, который час?
Девушка стояла на пороге – все в той же синей куртке, с рюкзаком на плече. Глаза ее были еще зеленее, чем прежде.
– Сейчас половина седьмого утра, – спокойно сообщила она. – И вам нужно как можно быстрее одеться.
– С ума вы, что ли, сошли?
– Нет. – Она без приглашения вошла в комнату и теперь неодобрительно поглядывала по сторонам. – У нас совсем мало времени.
– У нас?
– Да, у нас с вами. Ситуация внезапно осложнилась.
Корсо в бешенстве фыркнул:
– Для шуток можно было выбрать и другое время.
– Перестаньте валять дурака. – Девушка сердито сморщила нос. Она по-прежнему была похожа на мальчика, по-прежнему была юной, но что-то в ней переменилось: она выглядела взрослее и гораздо увереннее в себе. – Я говорю вполне серьезно.
Она кинула рюкзак на неубранную постель. Корсо подхватил его, сунул ей обратно в руки и указал на дверь:
– Убирайтесь вон!
Она не шелохнулась, только метнула на него колючий взгляд.
– Послушайте. – Светлые глаза приблизились к нему; они напоминали льдинки, ослепительно сверкающие на фоне загорелого лица. – Вы знаете, кто такой Виктор Фаргаш?
Поверх ее плеча, в зеркале, висящем над комодом, Корсо разглядел собственное лицо: лицо болвана, застывшего с открытым ртом.
– Разумеется, знаю, – выдавил он из себя наконец.
Он все еще продолжал растерянно хлопать глазами. Она ждала, ничем не выдав удовольствия от полученного эффекта. Было ясно, что мысли ее заняты чем-то другим.
– Он умер, – сказала она ровным тоном, таким спокойным, будто сообщала, что выпила на завтрак чашку кофе или сходила к дантисту.
Корсо глубоко вдохнул, пытаясь переварить услышанное:
– Не может быть! Вчера вечером я виделся с ним, и он чувствовал себя нормально.
– А теперь он больше не чувствует себя нормально. Вернее, он вообще никак себя не чувствует.
– Откуда вы знаете?
– Знаю.
Корсо недоверчиво дернул головой, потом отправился за сигаретой. На полпути он увидал фляжку с джином и остановился, чтобы влить в себя глоток; от скользнувшего в пустой желудок джина у него мурашки пошли по коже. Потом он какое-то время запрещал себе смотреть на девушку – пока не сделал первую затяжку. Корсо совершенно не устраивала та роль, которую его только что заставили сыграть. Ему нужно было спокойно обмозговать все это.
– Кафе в Мадриде, поезд, вчерашний вечер и нынешнее утро здесь, в Синтре… – перечислял он, не вынимая сигареты изо рта, щуря глаза от дыма и загибая указательным пальцем правой руки пальцы на левой. – Четыре совпадения. Многовато, правда?
Она нетерпеливо тряхнула головой:
– Я считала вас умнее. Какие еще совпадения?
– Почему вы преследуете меня?
– Вы мне нравитесь.
Корсо было не до смеха, он лишь скривил рот:
– Не смешите меня.
Она устремила на него долгий задумчивый взгляд.
– Да, действительно смешно, – заключила она. – Тем более что особо привлекательным вас никак не назовешь. И этот вечный старый плащ… Очки…
– Ну и?..
– Ищите ответ сами – сгодится любой. А теперь одевайтесь побыстрее. Нам надо спешить на виллу Виктора Фаргаша.
– Нам?
– Нам с вами. Пока туда не явились полицейские.
Под их ногами шуршали сухие листья, когда они, открыв решетчатую калитку, шли по тропинке, петляющей меж разбитыми статуями и пустыми пьедесталами. Солнечные часы над каменной лестницей, как и вчера, времени не показывали – свинцовый утренний свет не мог подарить им нужной полоски тени. «Postuma necat», снова прочел Корсо. Девушка проследила за направлением его взгляда.
– Точнее не скажешь, – сказала она сухо и толкнула дверь, но та не поддалась.