– Ладно, я отплачу тебе тем же, подожду, пока ты отыщешь Одюбона [18] и станешь миллионером. Тогда и сквитаемся.
Ла Понте снова изобразил смертельную обиду. Что-то этот прожженный циник за рюмкой делается слишком чувствительным, подумал Корсо.
– Я полагал, что ты помогаешь мне по-дружески. – Ну… Клуб гарпунеров Нантакета… Потому я и позволил себе…
– Дружба… – Корсо покрутил головой по сторонам, словно ожидая, что кто-нибудь объяснит ему значение этого слова. – Самые закадычные наши друзья – в барах и на кладбищах…
– Ты хоть раз сделал что-нибудь для других просто так, черт тебя возьми?
– Только для себя, – вздохнула Макарова. – Корсо всегда блюдет свои интересы.
Но в этот миг Ла Понте, к величайшему для себя огорчению, увидал, как девица с пышным бюстом покидает бар, взяв под руку элегантно одетого субъекта с франтоватой походкой. Корсо продолжал смотреть на толстуху у игрального автомата. Она истратила последнюю монету и теперь сидела перед машиной, уронив длинные руки вдоль тела, растерянная и опустошенная. У рычагов и кнопок ее сменил высокий смуглый субъект; у него были черные густые усы и шрам на лице. Внешность его пробудила у Корсо какое-то смутное и неуловимое воспоминание, но оно быстро растаяло, так и не оформившись в конкретный образ. К изумлению толстухи, автомат едва успевал выплевывать выигранные им монеты.
Макарова налила Корсо кружку пива за счет заведения, и на сей раз Ла Понте пришлось-таки самому заплатить за себя.
Миледи улыбалась, и д'Артаньян чувствовал, что он готов погубить свою душу ради этой улыбки.
А. Дюма. «Три мушкетера»
Бывают вдовы безутешные, а бывают такие, которых с радостью вызовется утешить любой мужчина. Лиана Тайллефер, без всякого сомнения, относилась ко второй категории. Это была высокая блондинка, светлокожая, с ленивой, томной повадкой. Пока такая женщина вытащит сигарету и выпустит первое колечко дыма, пройдет вечность, и все это время она будет со спокойным достоинством смотреть в глаза сидящему напротив кавалеру. Надо заметить, что Лиане Тайллефер уверенность в себе придавали внешнее сходство с Ким Новак, пышные формы – пожалуй, даже слишком пышные – и банковский счет, ведь она стала единственной наследницей покойного издателя Тайллефера, а применительно к этой фирме слово «платежеспособная» звучит скромным эвфемизмом. Удивительно, сколько денег можно заработать, издавая книги по кулинарии. Например, «Тысяча лучших десертов Ла-Манчи». Или, скажем, классика: «Секреты барбекю» – пятнадцать мгновенно разлетевшихся изданий.
Квартира вдовы располагалась в старинном дворце – когда-то он принадлежал маркизу де лос Алумбрес, потом дворец реконструировали и устроили там роскошные апартаменты. Что касается убранства жилища, то, очевидно, хозяева принадлежали к числу людей, которые готовы из кожи вон лезть, лишь бы придумать что-нибудь особенное, имея при этом мало времени и много денег. Иначе чем объяснишь, что рядом с фарфором из Льядро – девочка с гусем, бесстрастно отметил Лукас Корсо, – на той же полке располагались саксонские пастушки, ради которых любой шустрый антиквар душу бы вытряс и из покойного ныне Энрике Тайллефера, и из его супруги. Тут же стояли секретер, разумеется в стиле бидермейер, и рояль «Стейнвуд», а рядом лежал очень дорогой восточный ковер. Лиана Тайллефер сидела на белом кожаном диване, скрестив великолепные точеные ножки. При этом черная юбка, как того и требовал траур, открывала их всего на пядь выше колен. Поза вдовы позволяла угадать и те линии, что, скрываясь под юбкой, поднимались вверх – «к тени и тайне», как выразился позднее Лукас Корсо, вспоминая свой визит. Добавим, что комментарием Корсо пренебрегать не следует, потому что он только производил впечатление недотепы: так и представляешь себе, как он живет со старушкой мамой, которая вечно вяжет чулок и по воскресеньям подает сынку в постель чашку горячего шоколада. Именно таких сыновей нам случалось видеть в кино; обычно они одиноко бредут за гробом – под дождем, с красными от слез глазами – и шепчут с беззащитной сиротской тоской одно только слово: «Мама!» Но Корсо никогда не был беззащитным. Да и матери у него давно нет. И когда ты узнавал его получше, то невольно задавался вопросом: а была ли у него вообще когда-нибудь мать?
– Простите, что я вынужден побеспокоить вас в подобных обстоятельствах, – сказал Корсо.
Он сидел перед вдовой, не сняв плаща и поставив холщовую сумку на колени. Сидел в напряженной позе, на краешке стула. Тем временем глаза Лианы Тайллефер – серо-голубые, большие и холодные – самоуверенно его изучали, словно она пыталась определить, к какой из известных ей разновидностей мужчин принадлежит сей экземпляр. Он прекрасно знал, что она столкнулась с непростой задачей, и покорно позволил себя разглядывать, хотя постарался не дать ей возможности сделать определенные выводы. В таких делах он был докой и сразу увидел, что на фондовой бирже «Тайллефер S. А., вдова» его акции начали резко падать, так что он мог рассчитывать не более чем на пренебрежительное любопытство. Добавим, что прежде ему пришлось десять минут прождать в холле после стычки со служанкой, которая приняла его за назойливого торговца и хотела выставить вон. Но теперь вдова то и дело бросала взгляды на папку, извлеченную им из сумки, и ситуация медленно менялась. Он, в свою очередь, старался стойко выдерживать взгляд Лианы Тайллефер и не угодить в клокочущий водоворот – то есть проплыть между Сциллой и Харибдой (Корсо был человеком начитанным). При этом он увидел перед собой весьма своеобразную карту: юг – ноги и талия вдовы, север – бюст, «пышный» или что-то в этом роде, к тому же сногсшибательно обтянутый черным свитером из ангорской шерсти.
– Я был бы очень признателен, – обратился он наконец к хозяйке дома, – если бы вы сообщили, знали вы или нет о существовании этой рукописи.
Он протянул ей папку и при этом невольно коснулся пальцев с длинными ногтями, покрытыми кроваво-красным лаком. Или это ее пальцы коснулись его руки? В любом случае едва заметное касание свидетельствовало о том, что акции Корсо взлетели вверх; так что он даже поспешил изобразить приличное ситуации смущение и нервно взъерошил волосы надо лбом – так, чтобы этот неуклюжий жест показал ей: ему не часто приходилось докучать красивым вдовам. Теперь голубовато-стальные глаза смотрели не на папку, а на него, и в них вспыхнула искра интереса.
– Откуда же? – спросила вдова. Голос у нее был низкий и чуть хрипловатый, словно после дурно проведенной ночи. Она все еще не давала воли любопытству и папку не открывала, будто ожидая от Корсо чего-то еще. Но он лишь поправил очки и состроил серьезную, соответствующую обстоятельствам мину. До сих пор шла официальная часть визита, так что свою коронную улыбку – улыбку честного кролика – он приберегал для более подходящего момента.