Он ополоснул руки, сел за стол и с улыбкой взглянул на Мартину.
— Чему ты улыбаешься? — спросила она с подозрением.
— Радуюсь, что вы хорошо разошлись с кабаном, — ответил он.
— С чего ты взял, Бен? Какой ещё кабан?
— Вы с Джемми оставили там столько следов, — ответил он, — что только слепой не разглядит. Прямо как на трассе автомобильного ралли по Африке.
— В чём дело? — забеспокоилась бабушка Гвин. — Ты опять гнала во всю мочь бедное животное? Я запретила тебе скакать на нём галопом! Только спокойной, размеренной рысью. Не хочу, чтобы ты сломала шею, пока находишься под моим присмотром!.. Бен, не смейся, пожалуйста, лучше ответь честно: твоя приятельница опять превышала скорость? Ведь так?
Мартина во все глаза смотрела на Бена. Она знала: он не мог не понимать, в какой опасности они с Джемми только что находились. И знала также, что Бен не умеет врать. Даже слегка, даже совсем немного, даже чуть-чуть. Да она и не хочет, чтобы он врал. Ни в коем случае! Только капельку по-другому рассказал бы! Совсем немножко по-другому… И про бородавочника не нужно… Однако, если бабушка начнёт сейчас её ругать и запретит на время езду на жирафе, — что ж, Мартина вытерпит. Такая уж у неё судьба… Да ещё в самом начале каникул.
— Ну, Бен? — сказала бабушка. — Почему ты молчишь?
Бен поёрзал на стуле.
— Я думаю… — заговорил он. — Мне кажется…
— Дождусь я ответа? — прикрикнула миссис Гвин Томас.
— Мне кажется… — повторил Бен, принюхиваясь к воздуху, — …что гренки у вас подгорели, мэм!..
Миссис Томас кинулась к плите и схватила с огня дымящуюся сковороду с четырьмя почерневшими кусочками, которые ещё не так давно были хлебом, а сейчас больше напоминали угли. И тут писк таймера показал, что грибы тоже пора снимать с плиты, а Мартина заметила, что и помидоры под сахарной пудрой начали испускать дымок.
Пока бабушка очищала сковороду и поджаривала новые гренки, пока управилась с грибами и спасла от сгорания сладкое, страшные картины скачек Мартины почти выветрились у неё из головы, и к этому событию она больше не возвращалась, а правдивость Бена так и не была подвергнута испытанию.
Вместо рассказа о том, что случилось или могло случиться сегодня с Мартиной на просторах саванны, Бен пересказал историю, услышанную им от смотрителя заповедника Тендаи — тоже про бородавочников. О том, как один охотник захотел похвастаться перед такими же молодыми, как он, своей смелостью и ловкостью — залез в загон к кабанихе и начал её дразнить и мучить, заявляя, что, в крайнем случае, удерёт, перепрыгнув через высокую проволочную ограду.
— Ну и что? — с негодованием спросила Мартина. — Получил он по заслугам? Или удрал?
— Удрать-то удрал, — усмехнулся Бен, — да только через ограду был пропущен электрический ток, и парня минут десять кололо и трясло, пока не выручили.
— А кабаниха? — поинтересовалась Мартина.
— А кабаниха его не тронула, потому что электричества не любит.
Миссис Томас и Мартина рассмеялись, но Мартина не так громко, как бабушка, — у неё ещё ныло всё тело после утреннего происшествия.
Когда перешли к десерту, миссис Томас спросила:
— Ну, и что вы собираетесь делать в каникулы? Придумали уже? — она подлила сока в чашку Мартины и добавила: — За исключением, конечно, бешеных скачек на жирафах.
И выразительно посмотрела на внучку, давая понять, что не забыла неоконченного разговора о сегодняшнем её проступке.
— Не беспокойся, — сказала Мартина. — С этого дня буду ездить только со скоростью черепахи…
Если же говорить серьёзно, Мартина собиралась, кроме этого, немало времени посвятить рисованию: нарисовать в красках многих животных — и здоровых, и тех, кто находится на лечении в больнице для зверей.
Что же касается Бена, то он получил от родителей разрешение потратить почти всё время каникул на то, чтобы изучать под руководством Тендаи нелёгкое дело охотника-следопыта. Зачем? Чтобы сделаться им потом в заповеднике Савубона. Или где-нибудь ещё.
Бен обо всём этом сам говорил Мартине, и её уже не удивляло, что она слышит от него столько слов, потому что за последние недели привыкла к его голосу. А ведь некоторое время назад, когда они познакомились в школе, Бен вообще почти не раскрывал рта. Нет, говорить он мог, как и все другие, но не хотел. Только с родителями, и то нечасто. Вот такой был молчун. Как не вспомнить тут старый анекдот про мальчика, который после рождения несколько лет вообще не разговаривал. Уж чего только родители ни делали — и врачам показывали, и колдунам, а он молчит как рыба. Но однажды во время завтрака отодвинул тарелку и произнёс: «Гренки пережарены». Ух, родители обрадовались! И начали спрашивать: «Почему ты столько лет молчал, Джонни? Мы так волновались! Почему ничего не говорил?» И он ответил: «А зачем говорить, если всё в порядке было…»
Но Бен начал разговаривать как раз по другой причине: потому что стало интересно это делать — с Тендаи, с миссис Томас, с Мартиной. Потому что нашёл с ними, как говорится, общий язык.
Беседуя теперь с Беном, Мартина даже больше слушала, чем говорила. Не только оттого, что слушать было интересно, но и по совсем другой причине. Когда каких-нибудь полтора часа назад её жизнь подвергалась серьёзной опасности, Мартина вновь с ужасающей ясностью вспомнила то, что забыть не могла, — вспомнила трагедию, которая обрушилась на её семью восемь месяцев назад, и как её родители погибли в пожаре, уничтожившем их дом в Хемпшире, в Англии, в канун Нового года. Как вскоре после этого её отправили в Южную Африку к бабушке, которую она никогда не видела и даже почти ничего не слышала о ней. К бабушке, которая поначалу показалась Мартине чересчур сухой и строгой.
Мартина чувствовала себя тогда очень несчастной и была уверена, что уже никогда в её жизни не будет радости. Но постепенно она привыкала к бабушке и к новой для себя жизни, к людям и животным, которые её окружали. Конечно, память о родителях, глубокая печаль о них никуда не уходили, однако новые впечатления и знакомства заполняли душу и сердце и вызывали интерес и любопытство, понемногу переходящие в привязанность, в дружбу, в любовь. Все эти чувства относились не только к бабушке Гвин Томас, к Бену или к Тендаи, но и к жирафу Джемми, к слонам, зебрам, антилопам и другим животным, живущим в Савубоне, одном из лучших заповедников в Южной Африке. Начал ей нравиться и здешний климат — во всяком случае, тут не бывает таких противных и продолжительных дождей, как в Англии, а в доме у миссис Томас у Мартины почти сразу появился верный друг по имени Шелби — большой толстый кот цвета шафранового яблока: жёлто-оранжевый с коричневым оттенком… Вот и сейчас он уселся рядом и мурлычет…
Громко зазвонил телефон, Мартина вздрогнула от неожиданности, а бабушка Гвин посмотрела на часы, нахмурилась и недовольно сказала:
— Ещё только семь часов с минутами. Кому понадобилось беспокоить так рано людей в субботнее утро?