Именно поэтому я счел необходимым подробно остановиться на своих детских годах, ведь без ясного представления о том, как воспитывалось то или иное поколение людей, невозможно понять истоки и мотивацию его мыслей, чувств и поступков. Кроме того, как мне кажется, современному читателю было бы небезынтересно узнать о том, чем жили и о чем мечтали мы, молодежь предвоенных лет.
Также мне хотелось рассказать об определившей всю мою жизнь безграничной любви к небу, том всепоглощающем чувстве, заставившем рожденного ходить по земле человека мечтать о покорении воздушной стихии, а также о своих первых шагах на многотрудном, полном опасностей пути военного пилота.
Эта книга посвящается моим боевым побратимам – летчикам, штурманам, стрелкам-радистам, воздушным стрелкам и техникам самолетов… – словом, всем тем, кто внес свою посильную лепту в боевую работу 1-го Гвардейского минно-торпедного авиационного полка. Каждый из них заслуживает отдельного рассказа, но, к сожалению, за прошедшие с тех пор годы многие имена и лица безвозвратно стерлись из моей памяти, и сегодня, глядя на сохранившиеся военные фотографии, я, увы, могу опознать далеко не всех. Кроме того, мое повествование, будучи не лишенным определенной доли субъективизма, может содержать некоторые ошибочные суждения и фактические неточности, за что я от всей души прошу прощения как у своих боевых товарищей, по отношению к которым они были допущены, так и у читателей.
В ничуть не меньшей степени эта книга посвящена моей любимой женщине, встречу с которой судьба подарила мне в сентябре 43-го. Многое нам довелось пережить вместе с той поры: и радости, и горести, но наши взаимные чувства со временем становились все крепче. И сейчас я просто не в состоянии даже на мгновение представить себе свою жизнь без моего самого дорогого на земле человека, моей жены Машеньки.
Вообще же, оглядываясь на минувшие годы, не могу не отметить, что судьба никогда не оставляла меня без внимания, поддерживая в самые трудные и опасные мгновения. Именно она неизменно подсказывала мне правильную дорогу на самых главных развилках жизненного пути. Она… Но не буду забегать наперед и расскажу обо всем по порядку…
К сожалению, я не знаю практически ничего о своих дальних предках, но одно могу сказать совершенно точно – все они были коренными сельскими жителями, добывавшими свой хлеб тяжелым крестьянским трудом.
Корни моего генеалогического древа затеряны где-то под Смоленском, откуда измученные аграрной перенаселенностью селяне еще в конце XIX века стали перебираться в гораздо менее обжитые восточные губернии России.
Причина весьма проста. С одной стороны, семьи с большим количеством взрослых детей, то есть рабочих рук, имели достаточно хорошие возможности для ведения хозяйства. Мужики заняты в поле, младшие пасут скот, а женщины помогают мужьям и, конечно, несут на своих плечах нелегкий груз домашних забот. Но даже самого благополучного хозяина беспощадно терзал трудноразрешимый вопрос – как разделить движимое и недвижимое имущество и особенно землю между создавшими свои собственные семьи сыновьями.
У зажиточных крестьян, имевших возможность приобрести еще несколько десятин, эта проблема решалась более-менее приемлемо. В результате получались хоть и заметно меньшие, но все-таки жизнеспособные хозяйства. Да и при очередном переделе общинной земли, связанном с изменением количества едоков, тоже можно было немного увеличить свои наделы.
Но, поскольку суммарная площадь сельскохозяйственных земель в западной части России практически не изменялась, в отличие от постоянно возраставшего количества крестьянского населения, многие семьи катастрофически обеднели. Промышленность развивалась не так быстро, как требовал тот нелегкий момент, и поэтому была совершенно неспособна предоставить «лишним» в деревнях людям возможность трудоустройства.
В обществе, и без того нестабильном, возникла взрывоопасная ситуация, грозившая самим его основам. В меру своих возможностей и способностей руководство страны пыталось разрешить проблему путем так называемых столыпинских реформ. Изо всех западных губерний России, кто самостоятельно, кто при поддержке государства, потянулись на восток гонимые безземельем крестьяне, заселяя свободные земли за Волгой, постепенно продвигаясь за Урал. Незадолго до первой империалистической войны людей начали переселять даже принудительно.
…По моим личным наблюдениям, чуть более трети населения этих территорий, вплоть до самого Владивостока, составляли этнические украинцы. Имелись даже полностью украинские деревни и поселки…
В числе многих переселенцев была и семья моего дедушки Григория, обосновавшаяся на хуторах недалеко от Уфы. Уж больно по нраву пришелся здешний, богатый реками и лесами край. Оформив в местной управе документы на свободную землю, они принялись обустраивать свой быт. Надеяться на постороннюю помощь не приходилось, поэтому работали с полной отдачей, практически забыв о сне и отдыхе.
Дед мой был, не побоюсь этого слова, Великий Труженик. Я никогда не видел его праздно проводящим время. Даже когда, состарившись, он уже не мог работать в поле, все равно с самого утра и до позднего вечера всегда находил себе занятие.
Все необходимое крестьянину в его нелегком труде дедушка мог сделать самостоятельно, не прибегая к услугам мастеровых. Для этой цели имелись у него небольшой самодельный токарный станочек, полный набор всевозможных столярных инструментов и даже своя кузница. Наверное, не существовало такой задачи, которая была бы ему непосильна.
Мне часто приходилось качать мех в дедовой кузнице. Тут вполсилы работать было нельзя – слабо качнешь, огонь внутрь засосать может. И все – сгорел мех. А ведь дорогая штука. Так что семь потов с тебя сходит, дышать нечем, тяжело…
– Деда, я больше не могу! – в изнеможении кричу я.
– Давай, Михаил! Мужик ты или кто! – Эти простые доходчивые слова словно открывали во мне второе дыхание, заставляя, как будто и не было никакой усталости, двигаться с удвоенной энергией. Именно здесь я впервые ощутил на вкус сладость победы над собственной слабостью.
Наилучшим подтверждением многогранных способностей моего дедушки стал дом, построенный им своими руками, равного которому не было во всей округе. Все окрестные крыши, по крайней мере виденные лично мной, делались исключительно из соломы. Лишь мой дед сумел изготовить ее из дерева. Даже представить сложно, сколько терпения и умения требовалось для того, чтобы изготовить тысячи березовых и дубовых реек, добиться их идеального прилегания друг к другу…
К созданию семейного гнезда дед подошел с максимальной серьезностью и ответственностью, поэтому никакие компромиссы в сторону ухудшения качества постройки с целью ее ускорения им даже и не рассматривались. Дом получился на славу. Пол, несколько приподнятый над уровнем земли, красивое крыльцо со ступенями, весьма изящные ставни на окнах, просторный подвал внизу – все было продумано до мелочей и осуществлено практически идеально.
…Уже после войны всех хуторских жителей переселили в деревню Кузнецовку, организовав там новый колхоз. Дедов дом, конфискованный во время коллективизации, перевезли туда же, устроив в нем больницу…