Непредвиденно долго мы добирались до Ленинграда – целых двое суток. Часто приходилось задерживаться, пропуская эшелоны с оружием и ранеными. Несколько раз делали остановки в лесах, где все без исключения пассажиры выходили из вагонов для заготовки дров… В пути у моего штурмана случился приступ аппендицита, и его с рук на руки передали в первый же госпиталь. После излечения на Балтику он так и не попал, получив направление на Северный флот.
Все остальные высадились в небольшом рыбацком поселке Кабоны, недалеко от Новой Ладоги. Пройдя тщательную проверку документов, пару следующих дней нам довелось провести в ожидании своей очереди на рейс до Ленинграда, где располагался штаб ВВС Балтийского флота.
И вот одной прекрасной безоблачной белой ночью мы оказались на борту баржи, направляющейся к западному берегу Ладожского озера. Посудина наша особой скоростью не отличалась, и вскоре это путешествие стало казаться нам самым обыденным делом…
– Воздух! – раздался крик дежурного матроса. Все находившиеся на палубе подняли головы и в ужасе оцепенели: сзади, со стороны правого борта, примерно на высоте полутора тысяч метров показались силуэты трех вражеских самолетов. Не имевшая зенитной артиллерии неповоротливая баржа была для немцев идеальной мишенью. А они, как будто зная это, спокойно, как во время учений, занимали выгодную позицию для атаки.
Наверное, нет ничего тяжелее, чем, не имея никакой возможности оказать достойное сопротивление, ожидать неминуемой смерти… Но когда напряжение достигло апогея, внезапно пришло спасение в виде пары наших истребителей, стремительно бросившейся наперерез врагу. «Давайте, ребята! Бейте гадов!» – громко выкрикнул кто-то. Но немцы не приняли боя и поспешили уйти со снижением, набирая максимально возможную скорость. Вскоре все самолеты скрылись из вида, и мы так и не узнали, чем все окончилось.
Недалеко от пристани располагалась железнодорожная станция, где мы сели на поезд, доставивший нас на Финляндский вокзал, откуда Костя Драпов, ранее служивший на Балтике и знающий дорогу, вывел нас к цели.
О варварских артобстрелах Ленинграда немцами нам частенько рассказывали политработники. Да и в газетах об этом тоже писали. Но что для меня, мальчишки, значили эти слова… Ведь пока своими глазами не увидишь почерневшие развалины, в которых лишь в общих чертах угадываются жилые дома, никогда не сможешь понять, что это такое. Война смотрела на меня пустыми глазницами разбитых оконных проемов, и этот холодный взгляд был ужасен…
«Где же сейчас те люди, которые не так давно наполняли эти дворы своими надеждами, радостями и заботами… Может, им повезло эвакуироваться в глубокий тыл, может, они, как в огромной братской могиле, лежат, погребенные под обломками своего жилища, а может…» – Я как будто на мгновение провалился в прошлое, воскресив в памяти ужасы полуголодного существования на грани жизни и смерти… Сердце переполняла жгучая ненависть к тем, кто принес смерть на мою землю. «Скорее бы направили на фронт», – именно с этой мыслью я переступил порог штаба ВВС Балтийского флота…
Отчетливо помню, что тогда мне было жутко стыдно за то, что в самый тяжелый период войны находился в глубоком тылу. Хоть это произошло помимо моей воли, отделаться от этого давящего чувства вины удалось лишь после нескольких боевых вылетов. Но сегодня, с высоты прожитых лет анализируя свой жизненный путь, прекрасно понимаю, как мне повезло тогда, что остался инструктором. Ведь именно благодаря этому я и научился летать так, как это нужно было, чтобы дожить до светлого Дня Победы…
– Экипажи Драпова, Соловьева, Токарева, Шарыгина и Шишкова прибыли для дальнейшего прохождения службы в составе ВВС Балтийского флота! Старший группы – лейтенант Драпов! – бодро отрапортовал Костя начальнику отдела кадров. Мы, окрыленные близостью столь желанного направления в боевую часть, вытянулись по стойке «смирно» и стояли не шелохнувшись, от волнения едва сдерживая дыхание.
Сидевший за столом офицер, видя столь искренний юношеский энтузиазм, добродушно улыбнулся и, найдя в папке нужную бумагу, объявил:
– Воевать будете в 1-м Гвардейском минно-торпедном полку…
«Гвардейском», – эхом откликнулось в сознании. В первые мгновения я просто не мог поверить в реальность происходящего, ведь этим высоким званием награждали лишь самые заслуженные воинские части, с честью выдержавшие тяжелейшие испытания…
…1-й минно-торпедный авиационный полк (МТАП) ВВС Балтийского флота был сформирован в 1938 году на базе 121-й минно-торпедной авиаэскадрильи. Принимал участие в советско-финляндской войне 1939-1940 годов. Особенно отличилась третья эскадрилья, ставшая Краснознаменной. Ее командиру, капитану Н. А. Токареву, было присвоено звание Героя Советского Союза.
С первых дней Великой Отечественной полк вел активные боевые действия. Налеты на военно-морские базы противника и минные постановки на их фарватерах чередовались с бомбовыми ударами по кораблям, транспортам, а также береговым батареям. Кроме того, с 26 июня 1941 года летчики полка принимали участие в операции по уничтожению самолетов противника на аэродромах Финляндии и Норвегии.
Но в условиях стремительного наступления немцев морские задачи в одночасье отошли на второй план. Враг неудержимо рвался на восток, и, чтобы остановить или хотя бы задержать его продвижение, были брошены все имевшиеся в наличии силы, включая ударную авиацию Балтийского флота.
Так, 30 июня 1-й МТАП во взаимодействии с 57-м и 73-м бомбардировочными полками ВВС флота нанес бомбовый удар по форсировавшим реку Западная Двина (Даугава) немецким войскам. Задание было успешно выполнено, продвижение врага к Ленинграду замедлилось. По причине отсутствия истребительного прикрытия 1-й МТАП потерял сбитыми тринадцать самолетов, погибло десять экипажей. Это были самые большие потери, которые понес полк в течение одного дня.
Но, несмотря ни на что, боевая работа продолжалась. В районах Пскова и Луги, Кингисеппа и Таллина, на подступах к Ленинграду, словом, где бы ни наступали немецкие войска, везде они были атакованы экипажами 1-го МТАПа.
Тем не менее наибольшую славу летчикам полка принесли налеты на Берлин, продолжавшиеся с 7 августа до 4 сентября, те самые, которыми мы столь сильно восторгались в Бузулуке. Если бы тогда кто-либо сказал, что спустя немногим менее двух лет мне доведется служить в этой легендарной воинской части, я бы ни в коем случае не поверил бы ему, сочтя эти слова всего лишь неудачной шуткой.
Идея нанести удар по вражеской столице в ответ на бомбардировки немецкой авиацией Москвы и Ленинграда родилась в штабе ВВС ВМФ. Расчеты показывали, что такие полеты осуществимы только с аэродромов Кагул и Астэ на эстонском острове Эзель (Сааремаа). Общая длина маршрута (до Берлина и обратно) составляла чуть менее 1800 километров, причем его значительную часть (около 1300 километров) экипажам предстояло пройти над морем, вне видимости берега, на высоте 6-7 тысяч метров. Еще одна трудность состояла в необходимости преодолеть стокилометровую зону противовоздушной обороны, созданную немцами вокруг Берлина. А предельная изношенность самолетов морской авиации и их моторов, не дававших нужной мощности, ставила под сомнение саму возможность выполнения этого сложнейшего боевого задания.