– Как куда? Ключи отдать. Каштанову. И со Степиком надо посоветоваться.
Все у него схвачено!
Возле дома, где проживает семейство Каштановых, у их подъезда стояло несколько милицейских машин. В одной из них сидел и курил Степик. Он сказал нам, что Каштанова арестовали и что сейчас в его квартире идет обыск.
– Мы надеемся обнаружить там документы, по которым сможем установить, где находятся старики, у которых он выманивал квартиры. А как твои успехи? – спросил он Алешку.
– Бинокль и корабль уже разыскали, – деловито ответил Алешка. – Остались кортик и ордена.
– Мы нацелили наших агентов, – сказал Степик, – на коллекционеров холодного оружия и наград. Они сейчас ведут проверку. Надо бы еще всякие толкучки и развалы просмотреть, но пока сил не хватает.
– А где они, эти толкучки?
– На Старом Арбате, в Измайлове. Да их много. Но боюсь, что этот кортик уже висит у кого-нибудь на стене.
Алешка отдал ему ключи от чердака.
– Там задержанные, – сказал он.
– Ты что? – Степик даже выскочил из машины. – Разве можно?
– А малышей обирать можно? У них там мобильников двадцать штук, наверное. И другие вещи.
– Ладно, – Степик махнул рукой. – Сейчас пошлю туда участкового и инспектора по малолеткам. Пусть разбираются. А вы идите спать.
– Нам еще уроки надо делать, – сказал Алешка. – Мы с вашими делами совсем учебу запустили.
Субботник мы все-таки отработали. Вся школа почти вышла на стадион.
Семен Михалыч затребовал из своего бывшего славного полка целый бронетранспортер и даже достал где-то саженцы лип.
– Осень уже, – зевнул Михал Потапыч. – Не приживутся.
– Как раз очень даже приживутся, – возразила ботаничка. – Нужно только хорошенько их полить. Вот вам ведра.
В общем, работа пошла. Бронетранспортер, весь облепленный пацанами, растащил все обломки бетонных плит, ржавое железо. И весь этот хлам тут же увезли зеленые самосвалы (из полка нашего директора). Лопатами и граблями мы заровняли все ямы, вырыли гнезда для саженцев.
Малышня под руководством ботанички начала сажать будущие развесистые липы.
– Воды, воды! – истошно вопила ботаничка. Будто не деревья сажала, а пожар тушила.
Сонливый наш Михал Потапыч изнемогал, таская из туалета ведра с водой. И вот что удивительное я заметил. Мы все почему-то очень дружно работали. И все друг другу помогали – просить не приходилось. Как у кого-то что-то не ладится, тут же подскакивают непрошеные помощники – и дело сделано. Иногда, правда, так, что переделывать приходилось. Но все равно – дружно и весело. Но вот все видели, как толстяку Потапычу тяжело, как он один не справляется, какие у него уже мокрые брюки и ботинки, но никто не подумал взять у нашей уборщицы еще ведра и быстренько залить все деревья по уши.
И, самое главное, это понял и Потапыч. Что-то до него дошло. Он остановился, опустил пустые ведра на землю, вытер со лба пот, тяжело вздохнул:
– Ребята, не поможете? Совсем замучился.
А ребята, видно, только и ждали от него именно этих слов.
Короче говоря, через пять минут ботаничка уже не просила воды, она заполошно кричала:
– Все! Все! Хватит! Нам стадион нужен, а не озеро.
К вечеру, когда мы оглядели все пространство, то чуть не ахнули. Стадион радовал глаз. Все вычищено, выровнено, даже яма для прыжков была наполнена чистым речным песком. Даже футбольные ворота стояли на месте, радуя глаз свежей краской. И все это великолепие было обсажено тоненькими хвостиками будущих лип, утонувших по шейку в грязной воде.
Семен Михайлович объявил всем благодарность, но напомнил: спорт спортом, а учеба учебой. Но дисциплина, она важнее всего.
В общем, до дома мы с Алешкой еле доплелись. Переоделись и рухнули на свои спальные места.
– Вот, – сказала мама, – дома вы так не работаете. Дома вас не допросишься. Ну и директор у вас – до чего загонял ребятишек. Ведь вы же не солдаты.
Мама часто в своих монологах меняет темы. Иногда начнет с одного, а закончит совсем противоположным.
– Но он все-таки хороший организатор, настоящий полковник. Чтобы такую безалаберную ораву заставить работать, талант нужен. И главное – какое полезное дело сделали. Я теперь тоже буду по утрам на вашем стадионе бегать. Вместе с Гретой.
Грета вильнула хвостом, улыбнулась и явно дала понять, что бег на стадионе – не ее хобби. Ее хобби – это миска на кухне.
– Ой! Да вы ж голодные! Бедняжки! Ну и директор у вас! Солдафон! Быстро мыть руки!
Мы доплелись до ванной, помыли руки, кое-как поужинали и бухнулись в постели.
– Ты не радуйся, Дим, – сонным голосом сказал Алешка. – Завтра кортик пойдем искать.
Завтракали мы так же вяло, как и ужинали накануне. Ныли все косточки, болели все мышцы.
Но мама будто и не замечала этого. И сказала со своей логикой:
– Раз уж вы вчера так славно потрудились для родной школы, то уж сегодня потрудитесь для родного дома.
Логика! Папа так и говорит: «Есть логика обычная, есть женская, а есть – мамина».
Мы чуть не взвыли.
А папа безжалостно сказал:
– Это вам полезно будет. Разомнетесь немного. И все пройдет.
– Мы вчера уже разомнулись, – буркнул Алешка. И вдруг глаза его хитро сверкнули – что-то придумал. – Придется, папочка, тебе сегодня дома разминаться. Мы никак не можем.
– Это еще почему? – Папа здорово расстроился, у него на всякие домашние дела просто-таки аллергия.
– Ботаничка велела, – коротко пояснил Алешка.
– Не ври, ничего она мне не велела.
– Не тебе. Нам велела. Сказала, что саженцы надо обязательно еще раз полить, на следующее утро. А то не приживутся. Правда, мам, жалко будет?
Мама кивнул, но по ее глазам я понял, что ей жалко будет не саженцы, а папу.
– А мне сейчас с работы позвонят, – сказал папа не очень уверенно. – У меня там дел полно.
– Дома тоже дел полно, – сказала мама, со своей логикой. – Даже еще полнее.
– Ой! – сделал папа последнюю попытку. – Я, кажется, сейф в кабинете забыл запереть. – И он стал выбираться из-за стола. – Надо съездить, проверить.
Но мы с Алешкой оказались проворнее. Папа еще выходил в кухонную дверь, а мы уже вылетали в наружную.
Начали мы поиски с Арбата. Там, посреди улицы, стояли всякие палатки – и чего в них только не было. Вся военная атрибутика. И форма, и солдатские сапоги, и погоны, и ремни, и каски, и пилотки, значки и звездочки. Всякие бюстики великих полководцев и других людей. Глаза разбегаются.