Похоже, мне опять удалось загнать его в угол, распутав хитросплетения его доводов, потому что он прибег к грубой лести.
— Ах, ведьма, Себастьяна так нахваливала тебя, — пропел он. — Теперь я вижу, что не зря. Истинная правда, ты и проницательна, и умна, и…
— И не услышала бы сейчас такого количества комплиментов, когда б не платье, в котором я сижу перед сеньором алхимиком, — подхватила я. — Так что не стоит слишком рьяно выражать мне свое восхищение, лучше потрудиться закончить поскорей объяснения. Уже ночь на исходе, а у хозяйки гостиницы такой длинный нос, что мне хотелось бы прошмыгнуть в свой номер до того, как наступит рассвет.
— Ты останешься здесь, — произнес Бру так сухо и однозначно, что меня взяла оторопь.
С трудом подавив смешок, я спросила:
— Да неужели?
— Именно так, — парировал он. — Мне нужно…
И он умолк, словно не мог подобрать слов.
— Нужно — что?
Ответа не последовало. После паузы он заговорил:
— Разве тебе не требуется свое жилье, пока ты в Гаване? Дом, где тебя никто не станет беспокоить? Я ведь заметил: ты не любишь, когда тебе докучают. И разве у тебя хватит денег, чтобы обеспечить себе желанное одиночество на постоялом дворе, где полно незнакомцев? Там придется дорого заплатить за уединение.
У меня и вправду было не слишком много денег. Когда я уезжала из своего дома во Флориде, я не думала, что покидаю его навсегда. Но пребывание в Гаване, прежде представлявшееся мне кратким и временным, теперь, когда мне предстояло заняться поисками Каликсто и как-то прояснить ситуацию, связанную с Себастьяной и остальными внезапно открывшимися обстоятельствами, грозило затянуться на неопределенно долгое время. Однако готова ли я ночевать в доме, где вышагивают нахальные павлины, нагло лезущие куда не положено, а вместо луны по ночам светятся летучие мыши? Я по-прежнему не понимала, чего хочет от меня Бру, и вновь спросила его об этом, только другими словами:
— Ну а тебе, тебе-то что нужно? Или в этом доме открыта гостиница для проезжих ведьм?
При этом я попыталась представить себе, что Герцогиня здесь, посреди этого… великолепия. Нет, едва ли такое возможно. Разве что в этом доме скрываются какие-то невообразимые тайны (и ведь так и оказалось).
Удивительно, но Бру ответил прямо.
— Мне нужна ты, — сказал он. Конечно, не как любовник, заламывающий руки от страсти, и не как делец, внушающий: «Я пригожусь тебе, ты пригодишься мне, так давай объединим наши усилия». Нет, он действительно нуждался во мне. Слова прозвучали просто и искренне. Ах, если бы то, что за ними стояло, оказалось таким же простым и ясным! Однако все было не так.
— Да, — повторил Бру, — ты мне нужна. Ибо я ищу нечто большее, чем золото. Мне нужен успех, позволяющий возвыситься…
— Ну да, понятно, возвыситься до следующего состояния. Я помню. Но чем я… Какова моя роль?
— Видишь ли, я вступил в соперничество с природой и стремлюсь ускорить ее процессы, хотя на самом деле не хочу ни золота, ни даже бессмертия. Нет…
Тут он запнулся, не зная, стоит ли продолжать, что было неудивительно: теперь наконец он действительно собирался открыть мне нечто важное. Enfin, Бру прошептал:
— Я хочу обрести власть над самим временем.
— Иначе говоря, то же бессмертие, — продолжала упорствовать я, недовольная его уклончивостью и нежеланием признать очевидное.
Я продолжала стоять на своем, и его нетерпение, похлестываемое моим упрямством, все возрастало.
— Нет!
Это слово раскололо тишину, как недавний гром. Над моей головой захлопали крылья неведомых тварей. Бру снова наклонился вперед, сдвинулся на самый край дивана и сидел, переплетя пальцы рук и широко раскрыв глаза. Казалось, откинутый капюшон его бурнуса колышется, как у кобры, изготовившейся к атаке.
— Я знал настоящий успех, — произнес он нараспев. — Золото мне получить не удалось, но я изготовлял драгоценности. Я приблизился к тому, чтобы обрести камень. И мне удалось… приблизить живые существа к совершенству.
Бру бросил взгляд на белые, как свет, крылышки, все еще порхавшие под потолком шатра. Они представляли всю его армию странных тварей, которые, как мне теперь было известно, были душами умерших существ. Но как ему удалось их оживить?
— Да, — проговорил алхимик, заметив, что я смотрю на крылышки. — Это я… вдохнул в них душу.
Интересно, подумалось мне, сколько еще способов не произносить слово «бессмертие» он сумеет найти?
Вот кто был бы счастлив, если бы встретил Сладкую Мари. Чего бы они только не придумали вместе! Они бы вместе, как двухголовый Дис, [80] правили бы потусторонним миром или сражались бы до конца, пока из них триумфально не уничтожил бы другого. Эта мысль заставила меня задрожать.
— Чтобы получить власть над временем, — удивилась я, — тебе нужна я? Как это?
Я заинтересовалась, хотя должна была бы испугаться.
— Да, — ответил Бру. — Да, мне нужна ты, потому что все в мире двойственно. Этому нас учит Изумрудная Скрижаль.
Собиралась ли я снова выслушивать поучения, написанные на лбу у павшего Люцифера? Черт возьми, нет! Квевердо Бру нуждался во мне, а я нуждалась в том, чтобы поскорее убраться из его дома. Я твердо решила подняться и уйти, покинуть этого лжеца и вернуться обратно в гостиницу вместе с рассветным солнцем. Никакого другого дьявольского света. А там я упакую свои вещи, расплачусь со склонной к шпионству сеньорой и укроюсь где-нибудь еще. Но алхимик продолжил свою речь, и я вдруг расслышала в его словах некий смысл. Это заставило меня остановиться.
— Все в мире двойственно, все удваивается. Посмотри: сейчас ткань этого навеса освещает свет луны, которая передает небеса солнцу. А море? Оно отражает небо. Каждая вещь имеет своего близнеца, все, что внизу, есть и наверху, земное соответствует небесному. Это Hieros gamos, священный брак. Принцип двойственности, превращения луны в солнце, неба в море, меркурия в серу. Так должно быть, чтобы Великое делание совершилось и истинный камень был получен.
— Истинный камень?
— Да. Истинный камень. Я успешно получал его малые формы, но сам камень, истинный камень — живое существо, его можно получить лишь путем священного брака, когда две высочайшие основы соединяются воедино. Я долго искал такое существо. Ребус. Ребус — так древние называли его.
— Понимаю, — ответила я. Его настойчивость меня напугала: глаза Бру горели, когда он говорил о золоте, камнях и прочих драгоценностях. — А если отбросить небо, море и все прочее, что есть эти две высочайшие основы?
— Две высочайшие основы — это мужское и женское начала.
Меня пробрала дрожь — озноб посреди жаркой тропической ночи.