— Ты ведь из-за нее сбежал? — сказал он. — Я всегда подозревал, что ты после ее гибели слегка обезумел, теперь хочу получить подтверждение. Помню тебя в церкви, на кладбище — истинный зомби, словом ни с кем не обмолвился. Ты никогда не был маменькиным сынком. Ничего подобного. Самой близкой тебе была Кейт. Но после насильственной смерти матери у тебя на глазах, когда она истекла кровью, умерла в твоих объятиях, не стыдно потерять рассудок. Никто не пережил бы подобного. Никогда.
Джек еще хлебнул вина, чувствуя его действие. Ничего не ел с самого завтрака, алкоголь поступал прямо в кровь. Ну и что? Почему бы и нет?
— Согласен, никто. Но я ушел не из-за маминой смерти. А ради другой.
— Чьей?
— Я тогда обозлился на всех и каждого за то, что так и не нашли гада, уронившего ту самую шлакоблочную плиту. Полиция штата зорко следит за нарушителями скоростного режима, но с большим трудом выслеживает человека, случайно совершившего преступление. У них есть дело поинтереснее — штрафовать водителей за превышение скорости на автомагистрали. Бог простит, мы превысили скорость... Ты... ничего не делал, только рассуждал, что будет с поганым убийцей, когда его поймают. А вопрос стоял по-другому: не «когда», а «если», и это самое «если» навсегда зависло в воздухе.
Он допил бокал, еще налил, прикончив бутылку. Отец поднял на него глаза от стола:
— Что я должен был делать, черт побери?
— Что-нибудь. Что угодно.
— Например? Самому отправиться на поиски?
— Почему бы и нет. Я отправился.
Ох, проклятье, мысленно спохватился Джек. Что это я сболтнул?
— Что?
Он поспешно перебирал варианты. Сказать «ничего» и на том стоять мертво? Или дальше пойти и все выложить. Об этом на всем белом свете знает только один человек — Эйб.
Вино и отчаянное — гори все синим пламенем — настроение подстегнули его. Он глубоко вдохнул сквозь зубы.
Ну, поехали.
— Я его выследил и разобрался.
Том положил нож. Джеку показалось, что руки его задрожали, лицо напряглось, глаза вспыхнули и расширились за стеклами очков.
— Как же... Не уверен, хочу ли услышать, но... как же ты с ним разобрался?
— Позаботился, чтобы он никогда больше не сделал ничего подобного.
Отец закрыл глаза.
— Скажи, что переломал ему руки, раздробил локти...
Сын молчал.
Том пристально посмотрел на него, понизив голос до шепота:
— Джек... Неужели ты...
Он кивнул.
Отец рухнул на стул, стоявший у стола слева, обмяк, обхватил руками голову, глядя на горку резаного зеленого лука.
— О боже, — простонал он. — Ох, боже мой...
Сейчас начнется, думал Джек. Шок, бешеный гнев, отвращение, осуждение. Хорошо бы взять свои слова обратно, однако не получится, значит...
Он обошел стол за спиной у отца, открыл холодильник, вытащил другую бутылку вина.
— Как ты его узнал? Я имею в виду, как сумел точно выяснить, что это он?
Не трудясь снимать с пробки черную фольгу, Джек вкрутил в пробку штопор.
— Он мне сам рассказал. Его звали Эд. Сам похвастался.
— Эд... У этого дерьма было имя.
Джек заморгал. Кроме «чертей» и проклятий, папа весьма скрупулезно относился к бранным выражениям. По крайней мере, так помнилось с детства.
Том поднял голову, не глядя на сына. Облизнул губы.
— Как... ты это сделал?
— Связал и подвесил за ноги на том же переезде вроде пиньяты [44] для проезжающих внизу грузовиков.
Пробка выскочила из бутылки с таким же звучным хлопком, как удар первого, а потом и второго грузовика по висевшему телу Эда.
Музыка. Тяжелый металл.
Отец наконец посмотрел на него:
— Значит, вот для чего ты ушел. Для того, чтоб совершить убийство. Надо было остаться, Джек. Надо было прийти ко мне. Я бы тебе помог. Не пришлось бы жить с чувством такой вины столько лет.
— Вины? — переспросил Джек, наливая бокалы. — Я за собой никакой вины не чувствую. В чем моя вина? Никакой вины, никакого раскаяния. Если б вернулся тот вечер, сделал бы то же самое.
— Почему тогда, скажи на милость, ты исчез без следа?
Он пожал плечами:
— Ждешь пространного, обдуманного, выстраданного душой ответа? У меня его нет. В тот момент показалось, так надо. С маминой смертью весь мир стал другим, незнакомым, чужим, все мне стало противно, хотелось уйти. Я ушел. Конец истории.
— А тот самый подонок Эд... Почему ты не обратился в полицию?
— Я так не работаю.
Том прищурился:
— Не работаешь? Что это значит?
В эту тему углубляться не хочется.
— Потому что его взяли бы, потом выпустили под залог, предъявив обвинение в халатном обращении с грузом.
— Ты преувеличиваешь. Ему пришлось бы нелегко.
— "Нелегко" недостаточно. Он заслуживал смерти.
— И поэтому ты убил его.
Джек кивнул, хлебнул вина.
Отец всплеснул руками:
— Ты вообще подумал, что с тобой могло случиться? Вдруг тебя кто-то увидел бы? Вдруг поймали бы?
Он открыл было рот, чтоб ответить, но что-то в отцовских словах и тоне остановило его. Кажется... его больше тревожат возможные последствия для убийцы, чем само убийство. Где же бешеный гнев, где типичное для представителя среднего класса отвращение к сознательному убийству?
— Папа, скажи, что тебе не хотелось бы его смерти.
Том закрыл глаза рукой, губы его дрожали, Джек ждал, что он сейчас заплачет.
Положил руку ему на плечо.
— Я не должен был тебе рассказывать.
Отец взглянул на него полными слез глазами:
— Не должен? Лучше бы сразу сказал! Я пятнадцать лет думаю, что он еще где-то ходит, безымянный неизвестный призрак, который никогда не попадется мне в руки. Ты даже не представляешь, сколько ночей я пролежал без сна, воображая, будто задушил его насмерть!..
Джек не сумел скрыть изумление.
— Я думал, ты ужаснешься, узнав, что я сделал.
— Было ужасно не видеть тебя столько лет. Даже если бы тебя поймали, можно было б сослаться на временное умопомешательство или что-нибудь в том же роде, отделаться коротким сроком. Я, по крайней мере, знал бы, где ты находишься, мог бы тебя навещать.