К концу дня, когда уборка закончилась и никого рядом не было, они с отцом погребли останки Ани в саду среди ее любимых растений. Она вела довольно замкнутый образ жизни, поэтому исчезновения никто пока не заметил.
Джек выкопал в сырой земле яму глубиной в два фута, чтобы не раскопали собаки или койоты, Том почтительно опустил туда вчетверо сложенную кожу. Ни во что не стали заворачивать — пусть скорей разлагается и питает растения.
В тихий скорбный вечер отец потребовал ответов на длинный перечень вопросов, а Джек всеми силами старался уклониться. Папе не следует знать больше, чем ему известно. Несмотря на пережитое, он, возможно, и не поверит истине в понимании сына. Поэтому Джек рассказал только то, что услышал от Ани. Пусть думает, что остальные ответы умерли вместе с ней. Ни тому ни другому даже в голову не пришло посмотреть вечерний футбольный матч.
— Кроме того, — продолжал Том солнечным утром, — что я тут делаю, когда мои сыновья и внуки на севере? Бессмыслица. Не знаю, о чем я думал.
Может быть, ты и не думал, мысленно оговорился Джек. Может быть, кто-то тебя подтолкнул. Может быть, все события развивались по плану. По плану, который, благодаря Ане, пошел не совсем так, как было задумано.
А может быть, и нет.
Но явная причастность Иного внушала уверенность, что утром прошлого вторника отец был обречен на смерть.
— Можно ездить пару раз в год на юг, — рассуждал Том, — скажем в феврале, в марте. Статистика утверждает, что американец, доживший до шестидесяти пяти, имеет возможность прожить еще лет шестнадцать. Тогда мне остается десять. Какой смысл проводить их в пятнадцати сотнях миль от самых дорогих людей в моей жизни?
— Ты прав. Никакого.
Действительно, за отцом надо лучше присматривать. Иное наверняка не оставит его в покое. В памяти постоянно звучат слова Расалома:
...когда сильный мужчина впадает в безнадежное отчаяние — это истинный деликатес. Если этот мужчина — ты, можно даже дойти до экстаза...
Как довести его до безнадежного отчаяния? Уничтожить каждого, кого он любит?
Хорошо, что папа будет ближе к дому, а сейчас надо вернуться к Джиа и Вики. Беспокойство за них ножом торчит в спине, торопя домой. Вдобавок до марта, когда должен родиться ребенок, ему предстоит превратиться в легального гражданина.
Вчера Джек отправил «раджер» на адрес одного из своих арендованных почтовых ящиков, откуда его перешлют на другой и где можно будет его забрать. Осталось собрать одежду и ехать в аэропорт.
Зазвонил телефон.
— Должно быть, из конторы, — сказал отец. — Я им прямо с утра позвонил первым делом, чтобы выставили дом на продажу.
Когда он вышел, Джек напомнил себе заняться дома фирмой «Благден и сыновья». Может, удастся выяснить, для чего им понадобился песок из кеноте. Едва ли для замеса бетона для веранды на заднем дворе.
Он вытащил из комода последнюю вещь и замер: на дне ящика лежал прямоугольник Аниной кожи.
Во рту у него пересохло. Не может быть. Вчера закопали, и вот она — без единого пятнышка грязи.
Джек вышел в большую комнату, где отец обсуждал с агентом цены и комиссионные, пошел прямо к задней веранде, схватил вчерашнюю лопату, направился к саду Ани.
Место захоронения точно в том же виде, в каком они его оставили. Он принялся копать рыхлую землю, быстро углубившись на два фута.
Никакой кожи.
Прошел еще шесть дюймов, в отличие от вчерашнего — по-прежнему ничего, одна земля.
Анина кожа исчезла.
Нет, постой, не исчезла. Лежит в ящике комода в гостевой комнате отцовского дома. Как она там очутилась?..
Джек не стал тратить время на безответные вопросы — как и зачем кожа из ямы попала в дом. Либо выяснится со временем, либо нет.
Он быстро забросал яму, поспешил назад. Отец еще висел на телефоне. Вопросительно взглянул на него, но он махнул рукой, в комнате сразу шагнул к комоду и снова заледенел. В ящике пусто.
Что за черт?
Оглядевшись, увидел хорошо знакомый рисунок в приоткрытой сумке. Расстегнул «молнию», вытаращил глаза.
Вот она. Видно, Аня — хотя бы ее частица — хочет отправиться с ним домой.
Джек вздохнул, решив не гадать над причинами, просто плыть по течению, веря, что рано или поздно все обретет смысл.
Накрыл кожу оставшимися вещами и плотно застегнул «молнию».
Ладно, Аня, мысленно сказал он. Хочешь ехать — будь моей гостьей.
Взял сумку и пошел в переднюю комнату. Отец положил трубку.
— Ну, остается подписать бумаги, и дом официально пойдет на продажу.
— Прекрасно. Я слышал, народ стоит в очереди, так что дело не займет много времени.
— Да.
Они помолчали. Надо идти, но боязно оставлять старика одного.
Наконец Том сказал:
— Я был счастлив с тобой познакомиться, Джек. Многого до сих пор не знаю, а то, что узнал... удивило меня, но приятно.
— Ты сам полон сюрпризов.
— Тебе теперь обо мне все известно. А я подозреваю — нет, знаю, — что ты кое-что утаиваешь.
Начинается.
— Пожалуй, не так много, как тебе кажется. Впрочем, кто знает, что ты еще обнаружишь, вернувшись на север.
— Верно, — кивнул отец. — Кто знает?
Словно услышав беззвучный сигнал, они обнялись.
— Хорошо, что вернулся, сынок, — шепнул Том. — Очень, очень хорошо.
Разомкнули объятия, но не разняли рук.
— Рад узнать тебя по-настоящему, пап. Всегда можешь на меня рассчитывать. — Он выпустил отцовскую руку, подхватил сумку. — Дома увидимся.
— Позвони, когда долетишь.
— Шутишь?
— Нет. Я всегда за тебя беспокоился, а теперь, после знакомства, буду гораздо больше тревожиться.
Джек рассмеялся, толкнул дверь, направился к машине, в аэропорт, к самолету, домой, к Джиа и Вики.
Жители Южной Флориды увидят, что я легко и свободно обращаюсь во «Вратах» с географией. Кафе Джоуни «Синий краб» стоит не на 1-м Федеральном шоссе, а на другом краю штата, на 41-м шоссе в Очопи. Но пирожки и сандвичи с крабами соответствуют описанию. Изучая Глейдс, я часто делал крюк в двадцать — тридцать миль, чтобы поесть и выпить «Айбор Голд» у Джоуни.
Канал «Гейтор кантри» на волне 101,9 трудно поймать на 1-м Федеральном шоссе, но сверни чуть-чуть к западу, и вот он. Хороший канал современного кантри постоянно составлял мне компанию в поездках.
Возможно, Новейшн напоминает Хомстед [50] , но он списан с множества городков, которые я проезжал в своих исследовательских экспедициях.