Задача, стоявшая перед сыщиками, выглядела не слишком сложной. Еще в Петербурге удалось выяснить, что рядовой Ахмет Бердыев несет службу в Одесском пехотном полку 12-й дивизии, которой командовал генерал Реад. Дивизия еще в феврале получила приказ выступить на театр военных действий в Крым. В конце марта, двигаясь ускоренным маршем, дивизия прибыла на полуостров и расположилась на позициях под Инкерманом. Требовалось прибыть в расположение дивизии, представиться ее командиру (либо командиру полка) и, получив его согласие, провести беседу с рядовым Бердыевым.
Однако на деле все оказалось не так просто. Прибыв под вечер в специально купленной для путешествия бричке в Бахчисарай, сыщики столкнулись с тем, что расположиться на ночь здесь не было никакой возможности: не только все постоялые дворы были заняты, но и в каждом доме местного жителя стояли на постое несколько солдат.
– Ну и дыра! – вполголоса выразил свои впечатления от Бахчисарая середины XIX века Дружинин. Теперь, в присутствии поручика, трем сыщикам невольно приходилось держать язык на привязи, чтобы у их спутника не возникло ненужных вопросов.
– Я бывал в этом городишке в середине 90-х, еще с родителями, – продолжил свою мысль Дружинин, – и уже тогда заметил, что это не Рио-де-Жанейро. Но, оказывается, в наши времена это надо было считать вполне приличным. А сейчас! Какая грязь! Какое убожество!
Как ни старался капитан сдержать свой баритон, последние слова все же достигли слуха Михаила Машникова.
– Да, совершенно с вами согласен! – произнес он, оглядывая взбирающиеся в гору улочки. – Как видно, здесь мы не сможем остановиться. Но что же делать? Не ночевать же в открытом поле! К тому же с нами Екатерина Дмитриевна… Мы еще можем прикорнуть на земле, но для дамы это невозможно! А ведь я предупреждал господина статского советника, что лучше ему оставить жену в Петербурге, в крайнем случае, в Киеве…
– Прекратите ныть, поручик! – властно оборвала его «дама». – Если придется ночевать в поле, я перенесу это так же легко, как и вы. Однако есть и другой выход. Здесь неподалеку, я знаю, имеются два селения: Теберти и Пычки. Лучше отправиться во второе, потому что оно лежит несколько в стороне от дороги, ведущей на фронт, и потому может оказаться свободным от постоя.
– А ведь верно! – воскликнул Машников. – Я тоже слышал от знакомого офицера о татарских селах неподалеку от Бахчисарая, но, признаться, как-то о них забыл. Какие, однако, у вас обширные познания, госпожа Углова!
– Вот видите, а вы меня хотели в Киеве оставить, как ненужный груз! – усмехнулась Катя.
В Пычки сыщики прибыли уже ночью. Это оказалось даже не село, а маленькая деревня, в которой едва насчитывалось полтора десятка домов. Однако военных здесь не было, и путешественники, после некоторых затруднений, сняли на ночлег два дома. При этом Катя вновь удивила поручика, показав знание татарского языка, на котором изъяснялись местные жители, – ни один не говорил по-русски.
Наутро стали решать, в каком составе ехать в полк. Тут уж мнение поручика о нежелательности присутствия на фронте дамы возобладало, и Катю было решено оставить в деревне. С ней должен был остаться и Дружинин. Углов и Машников вдвоем сели в бричку и покатили к Севастополю.
12-я дивизия, в которой служил солдат Бердыев, располагалась неподалеку от селения Старые Шули; здесь, в селе, находился штаб генерала Реада. Однако Машников советовал обратиться не к генералу, а непосредственно к командиру полка.
– Я еще в Петербурге навел справки о генерале, – объяснил он. – Мне рассказали, что господин Реад – человек решительный и крайне возбудимый. Иметь с ним дело трудно. Давайте обратимся лучше к командиру полка полковнику Кузнецову. О нем говорят как о человеке рассудительном.
Углов согласился с напарником. В селе сыщики узнали, что штаб Одесского полка стоит в лощине недалеко от села. Туда они и направились. Быстро разыскали командирскую палатку. Однако в ней полковника Кузнецова не оказалось.
– Так господин полковник на учениях, – объяснил им дежурный унтер-офицер; сидя возле палатки за колченогим столом, он заполнял какие-то бумаги. – Второй батальон рассыпному строю обучает. Вы вон туда, за сопку, пройдите, там его и увидите. Правда, я сомневаюсь, что полковник будет с вами разговаривать – уж больно занят.
Когда они отошли от палатки, Машников сердито сказал:
– Вы видели. Как себя ведет этот унтер? Он даже не встал! И какой дерзкий язык! «Я сомневаюсь… Он занят…»
– А мне показалось, что этот человек все говорил правильно, – возразил Углов. – И дорогу нам показал…
– Попомните мои слова: дерзость и самоволие нижних чинов – первый признак разложения государства! – твердо изрек поручик. – Когда нижние чины начинают рассуждать, государственный корабль дает течь!
Разговаривая таким образом, сыщики обогнули сопку, и перед ними предстала красочная картина. Рота солдат в запыленных мундирах, с ружьями наперевес, перебегала открытое пространство между сопками. На ходу солдаты иногда опускались на одно колено, целились, имитируя выстрел, и вновь устремлялись вперед. Впереди, куда они бежали, стоял среднего роста человек в офицерском мундире с жестяным рупором в руке. Пользуясь этим средством звукоусиления, он отдавал команды:
– Ровнее, ровнее держитесь! Ты, чернявый, куда вылез? Тебя что, с письмом к англичанам послали, что ли? Держать строй! А вы, на правом фланге, чего в кучу сбились? Два шага, три шага вправо! И быстрей, быстрей! Вы что там, грибы, что ли, ищете? В бою не грибы – пули вражеские найдете!
– Вон это, наверно, полковник Кузнецов и есть, – заключил Машников. – Сейчас получим у него разрешение – и вперед. Может, и наш Ахмет здесь. Сразу и переговорим. А потребуется – увезем с собой в Бахчисарай.
Сыщики быстрым шагом, почти бегом достигли места, где стоял полковник. И как раз вовремя – уже новая рота готова была приступить к учениям. Увидев подходивших людей, полковник опустил рупор и спросил:
– Вы ко мне?
– Совершенно верно, – отвечал Машников. – Я – поручик Машников, а это – статский советник Углов. Мы прибыли из Санкт-Петербурга по именному повелению военного министра князя Долгорукова, с тем чтобы допросить одного рядового вашего полка.
– Да, вот записка министра, – прибавил Углов, доставая бумагу.
Однако полковник не спешил ее брать.
– Вы так и не сказали, из какого вы ведомства, – произнес он. – И зачем вам нужен мой солдат!
– Я – из жандармского управления, – отвечал Машников. – А господин статский советник действует по именному поручению Его Императорского Величества.
– Ага, жандармы! – воскликнул полковник, не обратив внимания на ответ поручика. – Все крамолу ищете! Ну, так вот что я вам скажу. В действующей армии нет места ни крамоле, ни сыску. Мне тут каждый солдат дорог, и я не могу допустить, чтобы полицейские ищейки мешали борьбе с врагом. Вы видели, чем я занимаюсь? Я вынужден на ходу переучивать солдат, чтобы ходили в атаку не колоннами, как их учили, а цепью. А еще я занимаюсь тем, что ловлю за руку воров-интендантов и добываю пропитание для моих воинов. И я не позволю совать мне палки в колеса! Своего солдата я вам не дам и вам в расположении части находиться не дозволяю!