Сошлись в итоге на сладких испанских винах и небольшом бочонке довольно приличного рома. За все про все пришлось отдать шесть рублей – очень солидная сумма.
Пьянка была… Ну обычная пьянка с поправкой на местные условия. Помимо выпивки, закупил попаданец и мясо (на что ушли последние деньги), а мука на пироги была своя. Солдатки наготовили уйму вкусных, пусть и незамысловатых блюд, особенно удались (по мнению парня) пироги.
Гуляли в одном из помещений, которое теоретически считалось штабом эскадрона. На деле же здесь чаще проводились такие вот мероприятия, чем собирались офицеры для работы. Сидели без чинов – все капральство, а также унтер-офицерский и офицерский состав эскадрона.
Гуляли – это не столько пили, сколько пели и плясали, причем выйти спеть и станцевать должен был каждый – деревенский этикет… Офицерам не обязательно, но даже брутальный поручик Рысьев – командир эскадрона, с удовольствием спел что-то очень народное, не слишком интересное на взгляд попаданца.
В свой черед вышел Игорь. С минуту он перебирал тексты известных песен, местных он не знал, за исключением парочки откровенно «частушечного» вида, а… другие не подходили. Наконец раскопал что-то более-менее подходящее.
Летят перелетные птицы
В осенней дали голубой,
Летят они в жаркие страны,
А я остаюся с тобой.
А я остаюся с тобою,
Родная навеки страна.
Не нужен мне берег турецкий
И Африка мне не нужна.
Немало я стран перевидел,
Шагая со шпагой в руке,
Но не было большей печали,
Чем жить от тебя вдалеке.
Немало я дум передумал
С друзьями в далеком краю,
Но не было большего долга,
Чем выполнить волю твою.
Пускай утопал я в болотах,
Пускай замерзал я на льду,
Но если ты скажешь мне слово,
Я снова все это пройду.
Надежды свои и желанья
Связал я навеки с тобой,
С твоею суровой и ясной,
С твоей непростою судьбой.
Летят перелетные птицы
Ушедшее лето искать.
Летят они в жаркие страны,
А я не хочу улетать.
А я остаюся с тобою,
Родная моя сторона,
Не нужно мне солнце чужое,
Чужая земля не нужна.
Песня произвела неоднозначное впечатление, вроде бы и понравилась, но так – слишком уж непривычная.
– А танцы у тебя тоже… такие, – неопределенно покрутил рукой поручик.
Хмыкнув, Игорь вышел на середину и начал танцевать «Барыню». Уже через десяток секунд зрители повскакивали из-за столов и начали пританцовывать вместе с ним. Через несколько минут попаданец прекратил плясать, но начали остальные уланы, пытаясь повторить его коленца.
Поручик протиснулся к парню, обнял его и негромко сказал на ухо:
– Вот теперь я верю, что ты – Русин.
С наступлением холодов совместные учения почти прекратились, пусть и нельзя петербургскую зиму назвать особенно снежной, но сочетание грязи с заморозками тоже неприятно и опасно – лошади ноги ломают на раз. Просто ездить верхом не слишком опасно, да и индивидуальные занятия проводить можно, пусть и с осторожностью, но вот что-то более-менее массовое – нельзя.
Уланы скучали и, соответственно, искали себе занятия. Какое? Да в основном пьянствовали… Провести конную тренировку, пусть даже индивидуальную, можно было не более пары-тройки раз в неделю, так, чтоб только лошади не застоялись.
Игорь нашел себе занятие, начал учиться активней. Прежде всего читать и писать. И нет – это действительно нужно. Здешний алфавит достаточно заметно отличался от современного ему. Букв было просто-напросто больше, а самое главное – написание этих самых букв отличалось весьма заметно.
Хуже того, они писались в разных случаях по-разному: устав, полуустав, скоропись, вязь [16] – это только основные варианты местного алфавита, который должен знать по-настоящему образованный человек. И главное – деваться-то некуда. Вот та же официальная документация писалась в разных случаях по-разному. И да, буквы сильно отличались в разных вариантах азбуки, пусть и назывались одинаково. Не все варианты алфавита требовались в быту, некоторые применялись только в церковной переписке или при составлении некоторых официальных документов особо высокого ранга, но… Чтобы считаться по-настоящему образованным человеком, на Руси желательно было знать все версии.
Так что пришлось начать учиться у эскадронного писаря Тимофея – человека весьма значимого в местной иерархии. Сперва он воспринял желание попаданца в штыки – как покушение на свои привилегии, но затем быстро оттаял и начал учить – за денюжку немалую, аж пятьдесят копеек в месяц. Но, правда, предоставлял казенную бумагу, чернила и перья, объяснял все тонкости – не только письма, но и составления документов и бюрократические тонкости. В общем, отрабатывал зарплату.
– Все, Никифор, я к Тимофею, – сообщил парень стоящему у оконца избы «сэнсэю», – по дороге никуда зайти не надо?
– Да, зайти к Матренину, – сказал тот, морщась и держась преувеличенно прямо, – я ему вчерась пиво проспорил, так занеси, будь ласка.
Занеся пиво и выслушав насмешки Матренина над Никифором, вояки были этакими «заклятыми друзьями», которые постоянно собачились друг с другом ради забавы, попаданец пошел в штаб, по дороге пару раз едва не навернувшись на натоптанном снегу, который не везде успели посыпать золой.
В штабе, где расположился писарь, было жарко натоплено и пустынно – почти все офицеры на зиму разъехались по домам [17] . Тимофей встретил его радостно, они вообще начали приятельствовать в последнее время. Ангелом писарь не был и, по меркам местных, был… грязноват. По меркам же попаданца, привыкшего к куда более эгоистичным и подловатым современникам, обычный молодой мужик. Писарь чувствовал нормальное к себе отношение и отвечал тем же.
Вообще, Игорь на удивление легко сходился с местными, буквально весь полк он уже знал в лицо и по именам [18] . Ничего особенного, привык в мегаполисе мгновенно заводить знакомства и приятельские отношения – это часто встречающаяся черта у горожан. Но вот с дружбой… Тут было сложнее, какое-то подобие дружбы вырисовывалось только с членами контубернии, еще с полудюжиной улан, но именно подобие, к сожалению.