Казаки Игоря впечатлили – это были не те… ряженые с медалями «за возрождение снохачества» во всю грудь [40] . Эти были такие волчары, что отчетливо повеяло воспоминанием из детства, похожее было, когда к отцу приходили друзья-«афганцы». Сейчас вроде и сам вояка не из последних, а вот поди ж ты…
Пели, пили, танцевали и постоянно прощупывали друг друга. Любое действие или фраза могли иметь двойное и тройное дно.
– А какого-то роду-племени? – достаточно грамотно вплел вопрос один из хорунжих, обратившись к Игорю.
– Русского, – лениво ответил тот. Затем вспомнил бабушку-немку и добавил: – И немного немецкого.
Снова надоевшие переглядывания старшины [41] – они явно строили насчет него какие-то домыслы и замыслы. Пусть Игорь и не был детективом-любителем, но таких вот взглядов было слишком много, чтобы их игнорировать.
Офицеры в полку, и не только, сам Салтыков, теперь вот казаки. Судя по всему, они уже как-то «определили» статус попаданца и, вполне возможно, – семью.
Игоря иногда аж прорывает – настолько хочется в такие моменты подойти, взять «многозначительных» за грудки и спросить:
– Да за кого же вы меня принимаете?!
К превеликому своему сожалению, парень не то чтобы совсем не разбирался в истории… Попади он во времена Великой Отечественной – тут да… Петра Первого? Похуже, но основные даты помнил. А вот дальше… До начала Крымской войны – сплошное «белое пятно», да и потом – не сказать, чтобы великий знаток. Увы, но как раз по истории он получил тройку в аттестат, да и то, следовало признать, что большая часть его исторических знаний появилась не благодаря чтению книг.
Увлечение музыкой и знание основных композиторов, их произведений и в какое время, в каких государствах и при каких правителях они работали. Аналогично и с художниками… Более поздняя, современная история и вовсе – обрывки «срачей» на соответствующих форумах.
Наконец, когда ему надоели многозначительные взгляды и недомолвки, парень сделал решительный жест рукой от себя:
– Хватит играть словами. Хотите что-то сказать, говорите прямо, и не сегодня, сегодня мы пришли пить, петь и плясать.
Старшина, не сговариваясь, склонил голову, и уланский сержант из двадцать первого века потихонечку запел:
Выйду ночью в поле с конем,
Ночкой темной тихо пойдем,
Мы пойдем с конем по полю вдвоем,
Мы пойдем с конем по полю вдвоем,
Мы пойдем с конем по полю вдвоем,
Мы пойдем с конем по полю вдвоем…
Ночью в поле звезд благодать,
В поле никого не видать,
Только мы с конем по полю идем,
Только мы с конем по полю идем,
Только мы с конем по полю идем,
Только мы с конем по полю идем…
Сяду я верхом на коня,
Ты неси по полю меня,
По бескрайнему полю моему,
По бескрайнему полю моему…
Дай-ка я пойду посмотрю,
Где рождает поле зарю,
Ай брусничный цвет, алый да рассвет,
Али есть то место, али его нет.
Ай брусничный цвет, алый да рассвет,
Али есть то место, али его нет.
Полюшко мое – родники,
Дальних деревень огоньки,
Золотая рожь да кудрявый лен…
Я влюблен в тебя, Россия, влюблен…
Золотая рожь да кудрявый лен…
Я влюблен в тебя, Россия, влюблен…
Пели долго, и нельзя сказать, чтобы многие песни понравились Игорю. Пусть он и пробыл здесь достаточно долго, но некоторые вещи отказывался воспринимать в принципе.
Затем, когда обстановка стала слишком уж «минорной», Андрей вышел в круг и начал танцевать. Поскольку за его движениями была школа, то казаки оживились.
– Давай-давай, – орали они, хлопая в ладоши. Вскоре загудел барабан, послышались нежные звуки свирели, и между хозяевами и гостями развернулось соревнование – кто спляшет лучше.
– Емелька, давай-ка в круг, Пугачев! – заорал немолодой есаул.
Выскочил молоденький, отчаянного вида казак и показал класс – уровень был бы хорош даже для двадцать первого века.
– Боярин, покажи им! – раздались крики улан, и Игорь не выдержал. Скинув мундир и перевязь с саблей, он вышел в круг и начал плясать русскую.
– Простите, сержант, это вы написали песню «Выйду в поле с конем»? – обратился к Игорю подошедший молоденький круглолицый семеновец с юношеским пушком на щеках, недавно прибывший в лагерь с компанией таких же молоденьких новичков.
– Я, – невозмутимо ответил попаданец (он уже давно решил для себя проблему с авторскими правами – в свою пользу, разумеется). – С кем имею честь?
– Ох, простите, – засмущался парень, – Волков Александр Иванович, капрал Семеновского полка.
– Тимохин Семен, сын Иванов, рядовой Семеновского полка, – представился второй.
– Алексеев Михаил, сын Трофимов, рядовой Семеновского полка.
Парни были как на подбор – рослые, белобрысые, румяные – типичнейшие русаки.
– Русин Игорь Владимирович, – представился сержант.
– Мы знаем, – ляпнул Михаил и смутился: – Извините.
– Бывает, – пожал плечами Игорь.
– Может, без чинов? – предложил капрал-семеновец. Попаданец согласился, и потекла неторопливая беседа «ни о чем». Нет, это не было тратой времени или чем-то подобным – этикет…
Положено вот проговорить определенный минимум «о погоде» – так говори. Обсудили новости военные и новости Петербурга, затем перешли на тему военных подвигов, пытаясь выпытать у улана какие-то подробности.
– Извините, господа, о себе говорю, только когда начальству докладываю, по-другому не приучен, – чуточку резковато отозвался парень. Взгляды гвардейцев стали еще более уважительными – такое здесь встречалось нечасто.
– Извините, сударь, – начал было капрал.
– Игорь. И не извиняйтесь, я прекрасно понимаю, что мы пока не знакомы толком и какие-то шероховатости – это норма.
– Хорошо. Понимаете, информация о войне очень уж противоречивая, вот и хочется выяснить что-то поподробней. А то сослуживцы нам столько баек понарассказывали… Поняли только, что главный местный герой – Григорий Орлов из Измайловского.