Змей вдруг смутился и решительно сменил тему.
– Вот что я скажу тебе, Василиса! Надо Ника выручать. Я обещал – я сделаю! А когда выручим, тогда обо всем и поговорим! Коли живы будем!
Ой, не к добру такие заявления! Честно – больше всего на свете не любила разочаровывать хороших людей. Точнее, друзей. Короче, змеев! А ну как решит он мне в любви признаться? И что я ему скажу? Хотя тут и говорить особо нечего. Он и так все прекрасно понимает и даже знает, кем отныне и довеку занято мое сердце!
А может, все же не признается? Или не мне?
– Ладно. – Не зная о чем говорить, я покосилась на обступающие нас почти исчезнувшие в темноте дома и предложила: – Может, вернемся?
– Вообще-то я хотел на озеро слетать. Помыться. А то из-за твоей тетушки, чтоб ей так всегда везло, не довелось мне в баньке попариться. Дымом даже от змеючьей кожи тянет! – Змей неловко оскалился.
– Ну так пойдем! – Я пожала плечами. Это же здорово! Всегда мечтала искупаться при свете луны! И запоздало испугалась: – Стоп, а как же призрак?
– Ха-ха! – Змей заколыхался от смеха. – Да в таком обличье я не только призрака – Пепельного напугаю!
– И то верно! – согласилась я. – Только больше не упоминай при мне это имя. Идет?
– Идет! – Змей протянул мне когтистую руку, и я солидарно хлопнула по ней ладонью.
Где-то в Пекельном мире…
– Василиса! Васька, Василек! – Как же хорошо быть рядом с любимой! С подаренной ему судьбой красавицей! Взбалмошной выдумщицей, веселушкой! Василисой! Он мог придумать ей сколько угодно ласковых прозвищ просто потому, что ему нравилось ее так называть. Ему нравилось видеть, как она млеет от его ласк, смущается от его силы, загорается страстью от его слов. – Как же я схожу с ума, когда тебя нет рядом. Умираю, представляя тебя одну, без помощи и защиты! И некому отогнать ночной кошмар! Василек!
Ее веки дрогнули, а губ коснулась игривая улыбка. Она его! Его на веки! И никто ее не сможет у него забрать! Потому что он… он… Кто он?
Ник стиснул руками виски, спасаясь от пронзающей боли. А действительно, кто он? Пленник? Раб? У него даже нет будущего! Совершенно неясно, зачем Пепельный держит его в клетке. Не как раба – как узника! Почему не убил его еще той ночью, в пустыне, когда нашел его и свое заговоренное колечко? Ведь такое не прощают! Он, Ник, совершил святотатство! Похитил у владыки Пекельного мира перстень власти, перстень силы! Если знать как, он мог бы легко захватить власть в этом сумрачном государстве. В мире боли и отчаяния! Ну, по крайней мере как считали живущие под ясным небом да жарким солнышком. А так мир как мир! Не хуже и не лучше.
Он не раз с высоты своей клети видел тех, кого Пепельный называл слугами, а чаще рабами. Кто-то был похож на него – обгорелое подобие хозяина! Кто-то напоминал страшных чудищ из легенд, а кто-то выглядел как простой смертный.
Обычный мир!
Василиса потянулась, сладострастно выгнулась на его руках. Тихонько застонала. И не открывая глаз – улыбнулась.
– Боги мои, как же ты прекрасна! И как же ты сводишь меня с ума!
Ник не утерпел и коснулся губами ее губ. Таких сладких… Таких влажных… Таких… холодных?
Глаза Василисы распахнулись, наполненные призрачным светом небесной лазури. Она вдруг открыла рот, и ее мягкий, чуть шершавый язык… принялся умывать его не хуже заправского банщика!
– Василиса! Вася?! – Шок сменился удивлением, из темного омута памяти родились образы, которым послушно придал звучание его голос. – Фу! Место, Феликс, Закир!!! Фу! Лежать, мальчики!
Он еще выкрикивал непонятные команды, а глаза уже распахнулись, вырывая сознание из пут колдовского сна.
Пятиглавые собаки Пепельного?! Значит, он умудрился уснуть, нежно обняв прутья решетки, и теперь две здоровенные, черные, с красными подпалинами пятиглавые твари пытались его освежевать! Причем через прутья решетки, слюнявыми, колючими, будто терка, языками!!!
Мозг еще пытался справиться с накатившим, обездвиживающим ужасом, а тело уже успело среагировать, каким-то неведомым кульбитом перенеся его к дальней стене и буквально вдавив спиной в острые камни.
С губ сорвался хрип. Не в силах пошевелиться, Ник смотрел, как дьявольские собаки, не получив добычи, потыкались носами в решетку, обиженно коротко тявкнули и, привлеченные зычным криком хозяина, будто на крыльях сиганули вниз.
Вот так поспал!
Да еще этот сон – будь он неладен! После таких снов как никогда остро начинаешь понимать безысходность, одиночество и катастрофу, которую не отменить и не исправить! Табун уже мчится, набирая скорость, к пропасти. И не затормозить, не остановиться и уж тем более не повернуть назад!
Зря он тешил себя надеждой. Он – мертвец! Пепельный скормит его этим зубастым тварям, как только получит то, что хотел!
А что он хочет?
Василису?
– Ну что? Как прошел сеанс лечебного сна? – От писклявого, знакомого до боли в подмышках голоска Кобылки-горбылки Ника передернуло. Так вот, значит, кому он должен быть благодарен за свое испорченное настроение! – Самооценка поднялась?
– Не опустишь! – рыкнул он. Оттолкнулся от стены и встал на ноги, с опаской поглядывая вниз, туда, где в пелене не то дыма, не то тумана слышалась собачья грызня. Небось уже делят чью-то плоть! Как же вовремя он проснулся! Но даже не это главное, а то, благодаря кому он уснул! – Спасибо за помощь!
– Ой, да не за что! – Но кобылка, кажется, не заметила недовольство, прозвучавшее в его голосе. – А я тебе весточку с воли притаранила! Угадай от кого?
Сердце бешено заколотилось, отдаваясь молотом в висках. Губы сами шепнули имя любимой.
– От Василисы?!
– Ха, размечтался! – Крылатая бестия даже показала язык, а когда он попытался ее как муху прихлопнуть, исчезла и бесстрашно появилась перед глазами. – От нее ты долго приветов еще не дождешься! Обидел ты ее, Ник! Сильно обидел!
– Да чем?! – не выдержал он, рявкнув на свою мучительницу в полный голос. – Чем я ее обидел?
– Недоверием! Обманом! Зачем таился от нее?
– Хотел, чтобы и она влюбилась в меня так же, как я в нее!
– Верю! Шикарный план! Только надо было молчать до последнего!
– А я ничего ей и не сказал! – Губы Ника искривила горькая усмешка. – Не успел!
– Ты – нет! А вот кореш твой с соломенными мозгами – так очень! А все потому, что сам клинья к принцессе подбивает! И поверь, пока ты тут баланду хлебаешь да псов местных развлекаешь – подобьет! – Хлоп! Горбатый призрак рассеялся под его ладонью струйкой дыма и снова появился у него перед глазами. – А и еще! Привет тебе от Борюсика-рыжусика. Снова заговорил! Правда, говорит, такого натерпелся – в страшном сне не увидеть.
Как объяснить этой мучительнице, что в данную минуту ни о ком, кроме Василисы, ему думать не можется? Сказать – значит обидеть Борьку. Ведь эта тварь летучая обязательно передаст коняге его слова, да еще и смысл извратит!