Лютеру хотелось схватить Файнмана за шелковый галстук и гаркнуть ему в лицо: «Да, я принимал участие в убийстве этой суки Грант, основное участие, да и ко всему прочему имел отношение, но только не к этой истории. Тут я совершенно невинен».
Но он ничего не сказал.
Файнман не отставал:
— Вы должны осознать — если окружной прокурор сделает публичное сообщение, что он требует смертной казни, то вы потеряете все шансы на договоренность. Он уже не сможет отступить с этой позиции и лишится всякой возможности пойти вам навстречу, потому что в таком случае его ждут серьезные политические неприятности.
Лютер не видел выхода. Заключив сделку, он потеряет свободу, но сохранит жизнь. При любом исходе свобода ему не светила, а в худшем случае его ждала смерть. Лютер решил, что лучше уж она, чем провести остаток жизни за решеткой.
— Никаких сделок. — Он вскинул голову и в упор посмотрел на Файнмана. — Невиновный человек не вступает ни в какие сделки.
По крайней мере до тех пор, пока фотографии не выплыли на поверхность. И он молился, чтобы те силы, которые до сих пор вели его, и дальше не позволяли бы им появиться на свет.
Эйб принялся изучать свежий, с пылу с жару экземпляр «Лайт».
Ниже по улице был газетный киоск, и Джек болтался около него, дожидаясь первой доставки. Как только обвязка пачки была разрезана, он купил номер и, читая на ходу, направился к Эйбу.
Всю первую полосу занимали четыре слона:
СПЕЦИАЛЬНЫЙ ВЫПУСК
ДЖЕЙМИ ГРАНТ
Первые пять страниц были заполнены трогательными материалами о погибшей коллеге. Но начиная с шестой страницы газета обрушивалась на Лютера Брейди, говоря, что, если даже он лично и не имеет отношения к смерти Джейми Грант, тем не менее именно он взрастил безжалостное и мстительное отношение ко всем критикам дорменталистской церкви, создав атмосферу, в которой любой, кто признан врагом церкви, не имел никакой возможности нормально существовать.
И затем — окончательный удар: отредактированные фотографии какого-то мужчины — но при близком рассмотрении было ясно, что это Брейди. — с двумя мальчиками. Газета сообщала, что фотографии были получены позавчера. К ним была приложена записка, специально написанная человеком, в убийстве которого обвиняли Брейди. И фотографии и записка были переданы в полицию.
Эйб поднял глаза от газеты:
— И ты имеешь ко всему этому отношение, не так ли?
Джек попытался состроить невинный вид:
— Кто, я?
— Ты думаешь, что я куплюсь на твою простодушную физиономию? И не надейся. Когда я нашел тебе «беретту», ты обещал мне, что ты... Минуту. — Эйб прищурился и ткнул в Джека толстым пальцем. — Не девять ли миллиметров получила в грудь предполагаемая жертва Брейди?
— Так я слышал.
— И не из «беретты» ли вылетели эти девять миллиметров? — Вытянув руки ладонями кверху, Эйб стал сгибать пальцы, как бы подзывая Джека к себе. — Так что выкладывай. Давай-давай-давай.
Джек выложил ему краткую версию относительно событий вечера воскресенья и утра понедельника.
Когда он кончил свой рассказ, Эйб снова сел на стул и махнул рукой на разложенные страницы «Лайт».
— Значит, это сделал ты? — охрипшим голосом сказал он. — Самолично уничтожил всемирную секту?
— Я бы не сказал, что уничтожил. Она не исчезла. И сомневаюсь, что она когда-нибудь вообще исчезнет.
— Но ты поставил ее на колени.
— Да, хотя у нее все еще более чем достаточно людей и средств, чтобы продолжать закапывать свои колонны.
Дорментализм, как таковой, получил сокрушительный удар, и его ряды смешались — но механизм, созданный Брейди, продолжал существовать. Пройдет не так много времени, прежде чем будет выбрано место очередного захоронения, и другие фанатики из Высшего Совета начнут готовить новую колонну... заталкивая в нее облюбованную жертву.
— Они объявят мораторий. Слишком много глаз смотрят на них. А без их руководящего факела...
— Да, надеюсь, его надолго изымут из обращения.
— А если нет, за тобой дело не станет. В твоем лице дорменталистская церковь...
— Сократись, — отрезал Джек. — И сделай радио погромче. — Ему показалось, что он услышал имя Брейди.
У Эйба всегда было включено радио, настроенное на один из новостных каналов.
Да, Джек не ошибся. Прокурор округа Бронкс сообщил, что в деле об убийстве Кордовы он будет требовать для преступника смертной казни. Кроме того, Лютеру Брейди отказано в освобождении под залог и сегодня же утром он будет доставлен на Рикерс-Айленд.
— Поздравляю! — просиял Эйб. — Можешь докладывать своей почтенной подруге.
— Не сомневаюсь, она и так узнает.
Но позвонить Герте — это хорошая идея. Джек извлек сотовый телефон и набрал ее номер.
Ответа не последовало.
Может, вышла за покупками... но какое-то беспокойство заставило его подняться.
— Думаю, что сообщу ей лично.
Махнув Эйбу на прощание, он выскочил на улицу и почти бегом двинулся в сторону Коламбус-авеню.
— Она пропала! — Эстебан был неподдельно взволнован.
Джек пытался сохранить спокойствие, но ему было не по себе.
— Что значит пропала? Когда она вышла?
— Она не выходила, она уехала. Явились люди, упаковали ее вещи, и она уехала. Ее квартира пуста.
— Вы уверены, что она уехала по своей воле? Не могли ли ее похитить... или что-то в этом роде?
Эстебан покачал головой:
— О нет. Она оставила мне любезную записку и очень щедрый подарок. Мне будет не хватать ее.
— И куда же она направилась?
Пожатие плеч.
— Она не сказала. Знаю только, что она не отказалась от аренды, потому что за нее заплачено до конца года.
Ее что-то испугало? Или заставили сняться с места мои действия?
Джек стиснул зубы. У него все еще оставалось без ответа слишком много вопросов.
— Она была прекрасной женщиной, — сказал Эстебан.
— Да, была. — Джек похлопал швейцара по руке. — А вы были хорошим другом для нее. Я знаю, она ценила вас.
Расставшись с просиявшим Эстебаном, Джек направился в сторону Первой авеню. Ему нужно было такси, чтобы добраться до взятого напрокат «бьюика». Прежде чем он вернет машину, следовало заехать еще в два места.
Когда Джек отошел от заваленной цветами могилы сестры Мэгги, он услышал, как кто-то окликнул его: