Во дворе, в узком простенке у забора, стоял матерый верблюд и орал, словно его резали. Трое мужчин суетились с обеих сторон от него. Один, сидя на заборе верхом, держал верблюжью голову за уздечку, туго затянутую вокруг морды, облепленной изрядной порцией пены. Другой, вытащив из пламени костра длинные щипцы в виде дужек с парой скрещенных палок между ними, перекинулся за забор к верблюжьему заду и приложил раскаленный металл к ляжке несчастного животного. Верблюд завопил. А его мучитель еще сильнее нажал на щипцы. Верблюд орал как оглашенный. Он дергался, пытаясь выбраться из застенок, но тщетно – ни назад, ни вперед, только пена с его обвислых губ летела клочьями в разные стороны.
– А вот так! Будешь знать, кто хозяин! – услышал Кудим и тогда догадался, что это клеймят верблюда.
Третий человек, еще подросток, наблюдал. И как только щипцы вернулись в костер, подбежал к загону и открыл его сзади. Мужчина, сидевший на заборе, расслабил уздечку и пнул верблюда в грудь. Тот попятился и, почувствовав свободу, резво выскочил из загона, успев измазать в своем же дерьме все копыта, и убежал в открытые ворота, туда, где, прижавшись друг к другу, стояли три клейменых верблюда.
Кудим замешкался и не успел уйти со двора; шустрый мальчишка, видимо, обнаруживший его, подбежал к мужчине с щипцами и, шепнув ему на ухо, показал рукой на угол дома, за которым затаились верблюд и чужой человек. Оба спрятались. Верблюд прижался к стене, а Кудим растерялся.
– Кто там прячется? – грозный голос словно приковал ювелира к стене.
Из-за угла дома вышел хозяин с раскаленными щипцами в руках. Клеймо пламенело на концах бронзового орудия и, зачарованно глядя на него, Кудим испугался не меньше, чем верблюд. Мимолетно перед глазами пролетело детство. Вспомнились слезы, тоска по матери, по друзьям и братьям, по отцу, безысходность раба снова затуманила разум, и Кудим обмяк. Он сполз по стене на глазах у хозяина дома.
Тот стоял в недоумении, когда во двор влетел Дамкум. С криком «Не смей!», он кинулся на ничего не понимающего мужчину и сбил его с ног.
– Не смей клеймить моего друга! – кричал Дамкум, колотя мучителя верблюдов по голове.
Подоспевшие на помощь жители этого маленького поселка оттащили обезумевшего человека от своего родственника и держали до тех пор, пока он не повис на их руках от бессилия.
Хозяин дома – худощавый, русоволосый мужчина с крупными чертами лица и выразительными, слегка навыкате, карими глазами, потер голову и присел перед Дамкумом.
– Кто ты? Зачем пришел? Почему дерешься?
Певец заплакал.
Люди переглянулись. Хозяин пожал плечами.
– Солнце помутило им разум?.. От жажды их мозг спекся?..
Размышления отца прервал тот же шустрый мальчишка.
– Смотрите, смотрите, лошади!
Все разом повернулись. Две лошади, стоя бок о бок, ждали новых хозяев за забором.
– Лошади кочевников, – мужчина с щипцами снова посмотрел на незваных гостей, – эти не кочевники… позовите отца! – приказал он, и мужчина помоложе побежал в соседний дом.
Дамкума посадили рядом с другом. Он уже успокоился, поняв, что клеймить их пока не будут, разве что, если отец этого демона прикажет. Но седовласый старик в длинной просторной рубахе и с деревянным посохом выше его на целую голову приказал отнести путников в дом, напоить и уложить спать. Коней поймали и, привязав в стойле с верблюдами, дали охапку травы.
* * *
…Ласковый голос звали и звал: «Эрум, Эрум, сынок…» Кудим очнулся ото сна. Лежа с закрытыми глазами, он прислушался. С улицы доносился звонкий смех и песня. Дамкум?.. Кудим напрягся, силясь вспомнить, что с ними случилось. Крик верблюда, щипцы… «Где я?» Глубоко вздохнув, ювелир почувствовал, как нос пощекотал запах сухой глины и навоза, приносимый вечерним ветерком. Открыв глаза, Кудим обвел взглядом сумрачное помещение. Он лежал на циновке, постеленной на земляном полу в небольшой комнате. Свет в нее попадал только из приоткрытой двери. Тени прыгали по глиняным стенам, соревнуясь с отблесками костра. Этого хватило, чтобы разглядеть нишу в стене напротив входа, в которой на невысоком постаменте стоял сосуд без ручки, но с длинным носиком, и какие-то фигурки среди пучков сушеных трав. Рядом, высотой от потолка до пола находилась печь – слишком большая для такой комнаты. В ней Кудим различил две камеры. Под одной лежали несколько глиняных кирпичей, под второй – дрова. Кудим понял, что хозяева чтили огонь, как и солнце, и не оскверняли его пищей. Да и готовили в этой печи только жертвенное мясо…
Запах жареного мяса, доносившийся снаружи, отвлек гостя от раздумий. В желудке заурчало. Кудим поднялся, оправил рубаху, пригладил волосы и вышел. Ночную тьму разгонял свет костра. Вокруг него сидели мужчины, женщины и дети. Их было так много, что Кудим растерялся, не зная, к кому обратиться. Увидев его, все замолкли и с интересом разглядывали красивого странника.
– Друг мой, иди сюда, тебе непременно надо попробовать мясо этого барашка! – раздался веселый голос Дамкума, поднявшего руку с зажатой в ней полуобглоданной косточкой.
– Прошу тебя, гость, садись здесь, – молодая женщина проводила Кудима к месту, где, окруженный взрослыми мужчинами, сидел седовласый старец.
Кудим поблагодарил всех и, с особым почтением поклонившись старцу, присел к огню, вокруг которого стояли чаши с молоком, блюда с жареным мясом, тонкие лепешки лежали на небольших циновках.
– Кудим, я рассказал почтенным людям о наших злоключениях, – промокнув губы тыльной стороной ладони, сообщил Дамкум, – сказал, что мы идем в Маргуш, где могут жить твои родители.
Кудим недобро глянул на певца. Тот подавился последним куском мяса, который оказался жилистым и никак не прожевывался. Ювелир уже пожалел о том, что был откровенен с чужим человеком, хоть и ставшим другом за время пути. Его болтливость могла привести к беде. Никогда еще открытость помыслов не приносила добра. Кудим проверил это своей жизнью.
– Когда-то и я со своей семьей проделал долгий путь, чтобы пустить корни здесь, на этом благодатном месте, – поддержал разговор старик.
Кудим забыл о своем гневе и обратился в слух.
– Мы долго шли. То одни, то с другими семьями. Кто-то оставался на облюбованных землях, кто-то уходил в сторону. Но прошло время, и многие попали сюда. Ты сам видел, как прекрасны берега нашей реки, особенно когда подходишь к ней после тяжкого пути по пустыне…
Старик умолк, вспоминая свой путь. Женщины, воспользовавшись паузой в беседе, подняли своих детей и увели по домам. Мужчины, одними взглядами спросив разрешение у старика, тоже откланялись и ушли вслед за своими семьями. У костра остались только Кудим, Дамкум, старец и его старший сын – тоже уже в почтенном возрасте, о чем говорили седые пряди в его волосах и мудрый взгляд из-под густых, нависающих над глазами бровей. Дамкум, понявший свой проступок, ретировался, прихватив с собой кусок лепешки, и отправился спать на место Кудима.