— Кто такие ахейцы, бабушка? — спросила как-то обеспокоенная Маргарита.

— Древние греки, деточка, — задумчиво ответила Корица, — которые обманули своих врагов с помощью подарка{4}.

Вот и сейчас Корица взяла стальную чашку осторожно, как ядовитое насекомое. Достала из укромного уголка коробочку с кофе, который варила очень редко. Что-то пошептала над туркой, бросила туда черное зернышко и поставила на медленный огонь. Наблюдая за бабушкой, Маргарита сказала:

— Я сегодня видела, как из снежного облака появился человек.

— С собакой?

— А откуда ты знаешь, ба?

Но тут шапочка пены угрожающе поползла вверх, и Корица еле успела сдернуть турку с огня{5}. Отлила немного Маргарите, разбавила молоком. Остаток с гущей выплеснула в кружку-куб и выпила одним махом. Нахмурив свои соболиные, четко очерченные брови, опрокинула то, что осталось в чашке, на блюдце, долго всматривалась в осадок. Зло прошептала — «врешь, не возьмешь». Словом, повела себя таким странным образом, что Маргарита никак не решалась еще раз задать вопрос о человеке с собачкой.

— А ну-ка пойди к себе в комнату, я покурю, — наконец сказала Корица внучке. — И принеси мне из-под подушки приемник, пожалуйста.

Маргарита поплелась исполнять похожую на приказ просьбу. А потом подсматривала в дверную щель, как Корица одной рукой сжимает трубку, другой — крутит ручку старинного портативного приемника. Она порой делала это, но только перед сном. Иногда Маргарита лежала с бабушкой рядом. Ей нравилось наблюдать, как блуждает по приборной доске зеленая ниточка настройки. Какой космос звуков вторил ее движению! Обрывки иностранных слов, неясный шум (Маргарите всегда казалось, что морской), далекая музыка. Долдонили монотонно позывные маленьких радиостанций. А бабушка все крутила рассеянно колесо настройки, освещенная слабым зеленым светом. Того и гляди — выйдет на связь с инопланетянами!

Сегодня Корица вслушивалась в обычную эфирную трескотню с таким напряжением, словно ждала сигнала. Маргарите вдруг стало тревожно и грустно впервые за много дней, которые она прожила вместе с бабушкой. А та выбила трубку о край пепельницы, отложила приемник. Снова накинула пальто, на ворсе которого все еще блестели капельки растаявших снежинок. Намотала на шею шарф. Торопливо обняла внучку, сказала:

— Ложись спать. Мне нужно кое с кем встретиться. А ты, что бы ни произошло, ничего не бойся.

Маргарита еще какое-то время постояла в прихожей, прислушиваясь, как затихают на лестнице бабушкины шаги. Ей вдруг действительно стало страшно. Когда девочка засыпала, Корица еще не вернулась. Не вернулась она и на следующее утро. А бабушкин мобильник голосом механической тетеньки информировал, что абонент выключил телефон и временно недоступен.

ГЛАВА 5

в которой Маргарита безуспешно пытается найти Корицу и в первый раз сталкивается с Блондинкой

Такого еще никогда не случалось. И первое, что сделала Маргарита, когда открыла глаза, громко позвала: «Ба-а-а-а!» Ответа не последовало. Девочка встала и заглянула в спальню к Корице. Конечно, кровать не расправлена. В глазах у Маргариты защипало. Хорошо хоть с сегодняшнего дня начались осенние каникулы, и ей не надо собираться в школу. А надо… Что же надо? Надо-надо…

— «Надо бежать в театр, — решила она, — куда же еще?»

Девочка быстро оделась и, только выйдя из подъезда, вспомнила, что денег-то у нее тю-тю, и придется довольно долго идти пешком. Через трамвайное кольцо, сквер, припорошенный первым снегом, мимо того фонаря, где вчера… Да не примерещилось ли ей это в самом деле? Сегодня, в скучном свете ноябрьского дня, явление человека с собачкой казалось Маргарите совершенно неправдоподобным.

А в городе творилось что-то странное. Не успела Маргарита одолеть и полдороги до театра, как насчитала три новеньких киоска с цветком-жезлом над входом и надписью «А-фелия Blum». Казалось, их принесло из ниоткуда вместе со вчерашним снегопадом. С такими вот аккуратными стенками, отделанными пластиковыми панелями, и окнами-витринами, увешанными густо хрупкой дребеденью. В один киоск Маргарита даже заглянула. И что же? На прилавке и стеллажах — всюду — торчали метелки цветов, очень уж напоминающие логотип с чашки-куба.

Еще одна, четвертая по счету, вывеска «А-фелии» блистала фальшивым золотом прямо с торца театра, где работала Корица. «Так-так», — копируя интонации бабушки, шепотом сказала Маргарита. Еще совсем недавно ничего подобного здесь точно не было. Хотя «предательская» чашка завелась в их доме почти месяц назад. И настроение у Корицы испортилось тогда же. А до того момента Маргарита ни разу не видела бабушку в плохом расположении духа.

Между тем у входа в новую лавочку начал собираться народ. Школьники, домохозяйки и один не очень трезвого вида мужичок. В толпе шелестело слово «презентация» — будто кто-то разворачивал праздничную фольгу. Мужичок подмигнул Маргарите и сообщил радостно: «Подарки будут давать». Девочке, понятно, было не до подарков, но она вместе со всеми зашла в новенький магазин.

Сильно пахло ароматным дымом, от которого у Маргариты тут же закружилась голова. В центре зала цаплей застыл микрофон. Рядом в дорогой керамической кадке вольготно расправлял мощные листья тот самый цветок, который угадывался на вывеске «А-фелии» и в очертаниях логотипа. Только султанчик его был не золотым, а ядовито-желтым; сочную зелень разлапистых листьев прорезали мраморные прожилки. Марго цветок не понравился категорически. Она еще не успела понять, почему, когда откуда-то из недр служебных помещений выплыли двое.

Высокая немолодая блондинка в темных очках подвела к микрофону существо в бейсболке — то ли девочку, то ли старушку, издалека так сразу не разберешь. Но, приглядевшись, Маргарита узнала директрису театра Лилию Филадельфовну, которую все — от прим{6} до билетеров — звали за глаза Старушка Франкенштейн или Наша Лилечка. Говорили, что она «мастерица заедать чужой век», а потому умудрилась остаться подростком до глубокой старости. «Причем подростком избалованным», — добавляли некоторые. Маргарита много времени проводила у бабушки в костюмерной и слышала, как актрисы жалуются Корице.

«Она всегда получает то, что хочет, — пожимала плечиками травести{7} Вера Сергеевна, — и директора театра в мужья, и все главные роли. Подумать только, до семидесяти лет юных принцесс играла!» А буфетчица Полина считала, что у Лилии Филадельфовны — «дурной глаз»: «Она как скажет — „хорошо выглядишь“, — так у меня сразу сыпь по всему телу выступит!» Никто толком не знал, сколько Нашей Лилечке лет. После смерти мужа она перебралась в директорское кресло, сделала три пластические операции, добиваясь внешности Барби, и пристрастилась к тинейджерской моде. Вот и сегодня на Лилии Филадельфовне красовалась серая замшевая бейсболка, джинсы цвета «металлик» и футболка с Винни-Пухом. Только выглядела она немножко встрепанной и некстати разбуженной. Блондинка, казалось, даже слегка встряхнула ее, как тряпичную куклу, перед тем как поставить к микрофону.