– Четыре года.
– Четыре? Нет, ну это немыслимо. Не жениться на Угнее четыре года? Целых четыре?
– Ага!
– Что-то у вас, у людей, неправильно. Да ладно, нравится мучиться самому и других мучить – ваше дело. Я вообще-то к тебе по поручению пришел.
– По какому поручению? От кого?
Волчок вскочил, прошелся по шалашу, выглянул наружу, затем вернулся и сел рядом с Антоном, пару раз совершенно по-собачьи скребнув задней лапой за ухом.
– Представляешь, блохи заели. Сладу с ними нет. Как лето, так одна и та же история. Надо у Гарпины или хоть у Миды специальной травки попросить.
– Ты не отвлекайся, – подтолкнул Волчка Антон. – Начал про поручение, про него и продолжай.
– Да я тут неподалеку встретил Октонию…
– Кого-кого?
– Октонию. Это кикимора из соседнего леса. Пришла к вам по ягоды и ногу подвернула. Сидит теперь на кочке и ревет.
– А ты?
– Что я? Я мимо пробегал, она меня окликнула, попросила привести какого-нибудь сильного парня, чтобы помог ей до дому добраться. Я сразу же о тебе подумал. Кто тут еще сильный в этой глухомани? Так что, ты пойдешь? Или ей от ворот поворот дать?
– Конечно пойду, только Светку надо предупредить, – чуть растерялся Антон, и они вместе с Волчком вышли из полутемного шалаша на свет.
– Ничего у тебя с предупреждением не получится, – доложил Волчок. – Угнея своего бешеного братишку на речку поволокла, пока Мида не увидела, как тот в землянике вывозился.
– Ну тогда веди быстрее. У нас с Пипеткиной вечернее занятие.
– Занятие или свидание? – скосил глаз волк.
– Занятие, друг, занятие!
– Ну и дурак!
* * *
Октония сидела на кочке и вздрагивала от каждого шороха, треска ветки, птичьего крика.
Авантюра, которую они задумали с Еймой, давней и единственной близкой подругой, была не слишком честной, но удовольствие сулила немалое.
О том, что в семье Миды появился человек, и не просто человек, а ровесник выскочки Угнеи, что он не просто ровесник, а ровесник мужского пола, и что Гарпина учит его кикиморьим премудростям, шептался весь лес.
Еще он шептался, что Угнеин дружок красив лицом, силен телом, богат умом. И сердцем принадлежит «этой задрипанной…». Такой несправедливости долго не могла вынести ни одна уважающая себя болотная красавица. Многие местные девицы ломали себе голову, как исправить положение и заинтересовать пришельца своей персоной. Однако Октония и Ейма посмотрели на проблему шире и сообразили, что достаточно навсегда рассорить Угошу с Антоном, чтобы предмет обид и волнений исчез сам по себе.
Поэтому в то время, как Октония, кусая ногти, тряслась в ожидании Волчка, отправленного ею за Антоном, Ейма в легком заклятии невидимости шарила по острову, ища Угошу.
Когда на поляну, выбранную Октонией для своего «спектакля», неслышно выскочил Волчок, а за ним вышел высокий симпатичный мальчик, совсем такой, каким она представляла его себе бессонными ночами, кикимора чуть было не вскочила. Но вовремя вспомнила, сколько наплела волку про покалеченную ногу, и, скривившись, схватилась за здоровую лодыжку:
– Ой! Ой! Как больно!
– Ну вы тут разбирайтесь, а я побежал. У меня свои дела есть, – буркнул Волчок и шмыгнул обратно в кусты.
– Привет! – Антон шагнул к незнакомой кикиморе. – Это ты Октония?
– Да! – Ей захотелось наплести чего-нибудь пожалостливей, но в голове, сбивая с мысли, тихонько зашелестел едва различимый голос Еймы: «Я ее нашла!» Теперь следовало потянуть время, чтобы план, рассчитанный по пунктам и минутам, полностью сработал.
Пока Октония подыскивала нужные слова, Антон разглядывал незнакомку. Большеглазая, крупнотелая… Цвет кожи, желто-рыжие волосы и что-то неуловимое в разрезе зеленых глаз свидетельствовало о принадлежности болотной девицы к кикиморьему роду.
– Так что с тобой произошло? – прерывая затянувшуюся паузу, спросил Круглов.
– Ногу подвернула, – стараясь предать голосу нужную интонацию, всхлипнула Октония. – Встать не могу.
– Я помогу. Только далеко по кочкам мы все равно не упрыгаем. Давай Пипеткину позову. Она что-нибудь придумает. Из магического.
– Какую еще Пипеткину? – ахнула Октония. Никакие Пипеткины в их с Еймой планы не входили. К тому же она чувствовала приближение Еймы с Угнеей.
– Да! Ты ведь не в курсе! Так Угнею среди людей зовут. Светка Пипеткина.
– Глупо.
– Неважно. Мне нравится… Так что с твоей ногой делать?
– Есть один простой способ. Магический… Только… захочешь ли ты мне… помочь?
– Я же сказал, что помогу. Говори, что нужно делать.
– Нет, тебе не понравится… Хотя… он в ваших человеческих сказках очень даже в ходу, – она тянула время, как могла.
– Ты говори. Какой смысл гадать, захочу я или не захочу. И вообще, Октония, ты собираешься подняться на ноги и самостоятельно отправиться домой?
– Что за вопрос! Не просто собираюсь – мечтаю! Но этот способ, он…
– Да не тяни уже. Я все сделаю, что нужно.
В соседних кустах треснула веточка. Теперь нужно было поторапливаться.
– Заклятие. Есть такое простейшее старинное заклятие. Если парень обнимет девушку и поцелует ее, то вывих вправится сам собой. И боль мгновенно пройдет.
– Чушь какая! – покраснев, фыркнул Антон. Целоваться с незнакомой девчонкой ему не хотелось.
– Я же говорила, что ты не согласишься! – Октония захныкала, быстро набирая обороты. – Помнишь сказку про мертвую царевну? Там человеку жизнь вернули, а ты боишься из-за какой-то ноги поцеловаться… Тоже мне…
Расстраиваться было из-за чего. То, чего не видел Антон, видела она: Ейма с Угнеей уже стояли на краю поляны, скрытые большим кустом бузины. Правда, они не могли слышать их разговор, но видели все.
– Ладно, давай щеку.
– Нет, ты должен еще слова произнести. Громко.
– Какие слова?
– «Ты любима и всегда любимой будешь».
– Бред. Я что, в любви тебе объясняюсь или ногу лечу?
– Ногу. Но я же не виновата, что у старинного заклятия такая формула. Впрочем…
– Хорошо… надо же… вот чушь… в общем… – Антон набрал побольше воздуха и, мотнув головой, крикнул: – Ты любима и всегда любимой будешь!
Потом нагнулся и чмокнул Октонию в вовремя подставленную щеку. Она потянулась, обвила руками его плечи, прижалась на мгновение, но, почувствовав сопротивление, отстранилась. Дело было сделано. Кикимора быстро вскочила. Теперь никто не сможет убедить Угнею в том, что увиденное подстроено заранее, а поцелуй – только часть хитроумного плана.