Этот диалог так и остался воображаемым. Фрэнсис ни разу не осмелилась приступить к отцу с таким разговором. В отличие от младшей сестры, которая в этом смысле была более требовательна, Фрэнсис, хоть и относилась к отцу с обожанием, всегда держалась чуть в стороне. И сейчас она стеснялась той внезапной откровенности, которую отец проявил в этой тягостной для нее беседе. Она вновь сделала попытку сменить тему:
– У Клио были проблемы со здоровьем? Ричард отрицательно покачал головой.
– Она принимала какие-нибудь лекарства?
– Она была сильной женщиной. Вряд ли кому-нибудь было по силам вынести то, что пришло пережить ей.
– Что ты имеешь в виду?
– Ей досталось в удел столько горя. Моя болезнь, моя беспомощность лишь переполнили чашу. Она не была готова к наступлению старости, такому преждевременному для нее. А я вроде бы тянул ее за собой в старость.
У Фрэнсис вертелось на языке многое, что она хотела бы высказать отцу, но внезапно его тело вздрогнуло в конвульсиях, плечи и руки мелко затряслись. Разумеется, столько эмоций и такое напряжение, которые пришлось ему пережить в последние часы, исчерпали весь его запас энергии. Он судорожно вцепился пальцами в ручки кресла, чтобы унять дрожь. Фрэнсис хотела позвать Мэри, но потом решила, что вмешательство профессиональной сиделки не смогло бы облегчить приступ отчаяния, охвативший мужчину, скорбящего по своей супруге. И никакие таблетки тут не помогут.
Фрэнсис всегда желала понять суть отношений отца с Клио, выяснить, чем была сцементирована крепость их связи. Ее воображению не дано было проникнуть в ту таинственную сферу, где две абсолютно разные личности теряют свою обособленность и сливаются в единое целое и начинают думать и поступать, будто один человек.
После паузы, показавшейся Фрэнсис невероятно долгой, Ричард снова заговорил, словно прочитав ее мысли:
– Супружество – драгоценный дар. Мне жаль, что ты отвергаешь его.
– Тебе незачем меня жалеть. Это совсем не то, что я желаю себе в жизни, – беззастенчиво солгала Фрэнсис и тут же добавила, напустив на себя озабоченный вид: – Пожалуй, мне пора заняться делами. У нас не так много времени.
– Да, времени немного, – согласился Ричард, а когда она, встав и наклонившись к нему, дотронулась до его плеча, он едва слышно произнес: – Несправедливо это… Ведь я должен был уйти из жизни первым.
Трудно было найти подходящие слова, чтобы ему возразить. Поэтому Фрэнсис промолчала, притворившись, что не расслышала.
Раскачиваясь в поскрипывающей качалке, Фрэнсис бездумно следила, как язычки пламени трепещут в разномастных керосиновых фонарях, хаотично размещенных по маленькому саду. День прошел как-то незаметно, в пустых хлопотах. Переговоры по поводу убранства церкви в день поминальной службы и доставки цветов оказались неожиданно затяжными. Она не имела точных указаний от отца ни по этому вопросу, ни о предельной сумме расходов и поэтому действовала наобум, к чему не привыкла.
После тягостного дня она немного развеялась, совершив пробежку вдоль пляжа, чтобы ее тело ощутило ту же усталость, что и голова.
Теперь, убаюкивая себя равномерными движениями скрипучей качалки и рассматривая созданный руками матери садик, впитывая в себя мягкую тьму со всполохами фитилей керосиновых ламп, словно близких и далеких светлячков, она приводила в порядок свои мысли.
Клио, разумеется, занимала в ее размышлениях господствующее место, как бы ей ни хотелось отодвинуть недавнее грустное событие куда-нибудь назад, в подвалы сознания. Она вспоминала о ней равнодушно, без жалости и без злорадства по поводу ее кончины. Просто назойливо лезли на ум какие-то детали из прошлого, совсем незначительные, где Клио оборачивалась все время иными гранями, и определить свое отношение к ней было невозможно.
– Ты так совсем доломаешь мою качалку. К своему дню рождения я куплю себе новую, а эту отправлю в сарай.
Появилась Аурелия с подносом, заставленным аппетитными закусками, купленными в вегетарианском ресторане, где готовили вкусные блюда из того, что произрастало на почве Лонг-Айленда.
– Я хочу немного скрасить твой однообразный рацион.
– Спасибо, я не голодна, – произнесла Фрэнсис автоматически, как десятки раз за многие годы прежде, и тут же пожалела, увидев на лице матери разочарование, впрочем, мгновенно спрятанное.
– А как насчет чего-нибудь выпить? – предложила Аурелия.
– Я не откажусь от стаканчика вина, если ты предложишь, но лучше бы ты захватила бутылку из холодильника и присоединилась ко мне.
Аурелия улыбнулась, обнажив безукоризненно белые зубы. Она поставила поднос на перила веранды и развела руками.
– Ночи так светлы в это время, а мы почти соседи. Хорошо, что ты навестила меня. Тебе ведь не трудно прокатиться с десяток миль по пустой дороге и навестить свою мать?
«А почему бы и нет?» Мысль была настолько проста, что Фрэнсис стало стыдно. Неужели ей, взрослой женщине, она не пришла бы в голову без материнской подсказки?
Аурелия снова исчезла в глубине своего маленького домика и возилась там достаточно долго, а Фрэнсис, стоя на веранде и слушая, как звякают тарелки, открывается и закрывается холодильник, как откупоривается штопором бутылка вина, ощущала себя случайной гостьей в доме матери.
Аурелия вернулась с бокалами, тарелками и приборами, с бутылкой калифорнийского сухого белого. Налив полные бокалы, она сказала:
– В данных обстоятельствах нам, как я предполагаю, лучше выпить без тоста. Но все-таки пожелаем Клио почить в мире. – Она пригубила вино. – А как твой отец воспринял все это?
– Не могу сказать.
– Да? Но ты же у него побывала?
– Он сосредоточился на организации похорон. Смерть Клио вернула его к воспоминаниям о гибели Джастина. Конечно, радости тут мало.
– А ты знаешь, как он поступит? – спросила Аурелия.
– Поступит? – Фрэнсис не поняла смысла вопроса. Отец был не способен совершать какие-либо поступки. Она сомневалась, что он вообще задумывается о каком-то будущем. Просуществовать бы хоть еще один, завтрашний день, и этого достаточно.
– Я хотела сказать, останется ли он в этом доме?
– Конечно. Все его воспоминания живут там. Это его дом.
– У меня тоже связаны с этим домом свои воспоминания.
Фрэнсис с раскаянием подумала, что многие годы никак не связывает свою мать с фамильным поместьем Праттов. А ведь она была там когда-то хозяйкой и туда привозила дочерей после их появления на свет. Никакие новации и пристройки не могли затушевать тот факт, что именно она с Ричардом переступила порог этого дома, как только было закончено его строительство.
Что же чувствовала ее мать сейчас, когда место хозяйки дома освободилось? Лицо Аурелии не выражало ничего, за что могла бы уцепиться ее дочь, считающая себя проницательной особой. Аурелия как была, так и оставалась красивой женщиной, только с годами мелкие морщины избороздили бронзовую от загара кожу на лице, и давно поседевшие волосы слегка поредели. Да и глаза, раньше лучистые, словно бы ушли в глубь глазниц.