Но в этой подвальной комнате одна стена представляла собой как бы стальной шкаф с несколькими дверцами.
– Правда, туда железяка не совалась. Она всё компьютеры перебирала. Дотошная она, я вам скажу, мальки. А вот что в этих ящиках – не знаю, не смог узнать. А любопытно. Может, позвать моего дружка по старой работе?
– Нельзя, – сказал я. – Это преступление.
– Так мы там ничего не возьмем. Только глянем – и все.
– Подержим и назад положим, – сказал Алешка. – А я и без вашего дружка знаю, что в этих ящиках.
– Ну так скажи. – Сеня очень удивился, как это так: знает, а молчит. Привирает малек, точно.
– Там деньги, – просто сказал Алешка. – Наворованные.
– Ты чё? – Сеня даже отодвинулся от него. – Чё такое лепишь-то?
– Ничего не лепишь! Сам подумай, дядь Сень. Вот у тебя есть подвал, а в подвале – железный шкаф со всякими замками…
– Ну и чё?
– Ну и чё ты там будешь прятать? Подшитые валенки? Или грязную посуду?
– Ну и сказал малек!
– Ты там будешь деньги прятать! – уверенно заявил «малек».
– Ты чё? У меня их нет, чтобы их прятать.
– А у него есть. И по телевизору говорили. Что деньги у всяких фирм стали пропадать.
– Ну так надо заявить! – Сеня решительно встал, будто прямо сейчас собрался в милицию.
– Не выдумывайте, – сказал я. – Это так не делается. Милиции основания для обыска нужны. А то такой скандал поднимется! Особенно если там не деньги, а старые носки. Надо папе намекнуть.
– Нужно дружку моему намекнуть, – понравилась Сене эта идея.
– Ага, а потом его посадят. Вам это надо?
– Это никому не надо, – согласился Сеня. – А что делать?
– Придется все-таки папе сказать, – вздохнул Алешка. – Пусть он в этом деле сам разбирается.
Меня эти слова сильно удивили. Небывалый случай, чтобы Алешка отказался от задуманного. Подозреваю в этом какую-то хитрость.
– Ладно, – сказал Сеня. – Мне пора на службу. Так что, может, дзинькануть дружку-то?
– Я подумаю, – произнес Алешка.
Он подумал. И сказал мне:
– Теперь, Дим, мне все ясно. И я знаю, что нужно делать. Идем к Стасику.
– А он нас прямо так и ждет! Давай хоть позвоним.
Алешка кивнул и снял трубку.
– Здесь Штирлиц, – сказал он решительно и резко. – Иду к вам. Включайте вашего Робика. На негласный обзор. – И Лешка положил трубку.
А я только и смог спросить:
– Он обалдел?
– Ни грамма. – И добавил загадочно: – Знает кошка, чье мясо съела.
А я обалдел. Но не признался и даже вида не показал.
– Да, – произнес я с умным лицом. – Идем на просмотр вечернего выпуска новостей. А Робик – это кто, собака? А чем он ее включает? Кошкиным мясом?
Алешка ласково взглянул на меня:
– Дим, какое у тебя умное лицо. – Помолчал чуть-чуть с опаской, но решился: – Прямо как у тети-Олиной Жучки. И такое же доброе.
Я не обиделся. Если человек не очень умный (не умнее Жучки), но при этом добрый – это не так уж плохо. Хуже, когда бывает умный злодей. Вроде Хорькова.
– Ну мы идем? – нетерпеливо спросил Алешка. – Или ты надолго задумался?
Мы пошли к Стасику почему-то через парк, берегом Самородинки.
– Козу проведать надо, – коротко и «понятно» объяснил Алешка. – Я за нее волнуюсь. Рожки да ножки.
– На берегах Самородинки, – важно сказал я, – серые волки не водятся.
– Там кое-что другое водится.
Вредный он бывает, однако. А на прибрежной лужайке, где дремала над вязанием бабуля и щипала травку ее козочка, Алешка еще вреднее оказался.
– Здравствуйте! – заорал он бабуле в самое ухо.
Она открыла глаза:
– Чего ты орешь? Я не глухая.
– Извините, не знал. Как ваше здоровье?
– А тебе-то что? – с подозрением спросила бабуля и покрепче вцепилась в недовязанный носок. Похоже, она нас не вспомнила. – Иди себе своей дорогой, а то козу на тебя натравлю.
– Кусается? – Алешка сделал вид, что сильно испугался. – Прямо зубами?
– Прямо рогами! Вот пристал.
– Удивительная у вас козочка – рогами кусается. А она у вас не терялась?
Лицо бабули стало очень внимательным, в глазах – беспокойство.
– А ты откуда знаешь?
– По телевизору говорили, в новостях. Что какая-то кусачая коза заблудилась в старом коллекторе. Не ваша?
– Наша. – Бабуля кивнула. – Пошла вон туда, – и она показала на большую бетонную трубу, из которой активно изливалась Самородинка, – напиться захотелось. И исчезла. Я ее два часа звала. В трубу орала.
– А что там в трубе-то?
– А ничего. Вода текет, и темнота кругом. И Анжелка копытами стучит.
И лицо у меня умное, и сам я довольно добрый, но этот безумный треп разозлил меня до крайности. Кусачая коза в новостях, труба в темноте, копыта стучат…
– Стасик с Робиком заждались, – ехидно напомнил я. – Робик уже включен. Разогрелся.
Алешка взглянул на меня с вопросом в глазах: неужели ты еще ничего не понял?
Ну, извините! Вот вы знаете все, что знаю я в этой темной истории. А вы что-нибудь в ней поняли? Вот и я – нет!
Не хватало еще на помощь Сениного дружка по прежним делам звать. И ведь как угадал! Алешка вежливо попрощался с бабулей (задав ей странный вопрос: «А как вы думаете, ей понравилось в старом, мокром, темном коллекторе? Она захочет еще раз туда заглянуть?») и, когда мы пошли дальше, сообщил:
– Надо Сене звонить. Насчет его дружка. – И сразу же поспешил: – Ты не беспокойся, Дим, он теперь квартиры не обворовывает, он сантехником работает. У него ведь руки золотые.
«А у тебя – голова!» – очень хотелось мне сказать, но я сдержался. Коза, робот, теперь еще и сантехник с золотыми зубами… то есть руками.
Стасик и правда нас заждался. Он даже освободил для нас место на тахте, переложив с нее книги и журналы на пол. Сам он сидел в кресле. Почему-то с маленьким пультом в руках.
– Ладно уж, – сказал он, – кое-что вам покажу, если вы такие умные.
– Это он такой, – показал я на Алешку. – Поэтому, если можно, не только показывайте, но и рассказывайте.
– Дим, сейчас увидишь – и все поймешь, – пожалел меня Алешка.
– Сначала смотрите, – сказал Стасик, – а потом спрашивайте, что непонятно. – И он нажал на пульте какую-то кнопку.
Сначала ничего не было, а потом на полке вспыхнул экран маленького телевизора. Такие в старину раньше были. Их через лупу смотрели. То есть через линзу.