2. Безответственность.
3. Склонность к обману.
4. Безразличное отношение к другим людям.
5. Безрассудство и рискованное поведение.
6. Неспособность планировать наперед.
7. Раздражительность и агрессивность.
Для выявления склонности к психопатии чаще всего используется опросник, составленный канадским психологом Робертом Хейром. Хейр писал, что социологи обращают внимание главным образом на окружающие условия и социальные факторы, поддающиеся изменению, в то время как психологи и психиатры при постановке диагноза учитывают генетические, когнитивные и эмоциональные особенности человека.
Случай Билли я описала в последней главе своего диплома. Закончила я вопросом: Можно ли простить этих людей?
Себя я простить не могла.
«За что тебе себя прощать? – искренне не понимали Маккензи и Стивен. – За то, что ты хорошо думаешь о людях? За то, что ты добрая и доверчивая?» Но мне нужно было найти другой путь к прощению. Кто-то считает, что способность прощать в определенный момент возникает сама собой, а кто-то считает, что эта способность – собственный выбор, что она проявляется как еще одна форма сочувствия, как подарок себе самому.
Не стесненная в средствах бабушка Билли наняла целый штат адвокатов, которые добивались, чтобы ее внучку перевели из тюрьмы в частную психиатрическую клинику. И это при том что психопатия, по мнению многих специалистов, вообще не поддается лечению. Сейчас Билли содержится в психиатрической больнице особо строгого режима для заключенных при Манхэттенском психиатрическом центре, где за ней наблюдает судебный психиатр, назначенный прокуратурой, и независимый эксперт, приглашенный защитой. Это то самое здание с решетками на окнах, которое мы с Билли видели на другом берегу реки Гарлем, когда забрали Тучку из муниципального приюта и устроили ей небольшую прогулку по набережной, чтобы она порадовалась вновь обретенной свободе.
Селия говорила, что, когда ты знакомишься с человеком в период кризиса, у вас сразу же появляется общая история. Вы пропускаете стадию маленьких повседневных неловкостей и откровений. Минуя все мелочное, пустяковое и банальное, вы переходите прямиком к сути.
Маккензи видел меня в тюрьме. Он видел меня наивной, испуганной и ревнующей. Он видел, как я упорно не замечала того, что творилось у меня перед носом. И все-таки он меня видел.
И хотел видеть снова. У каждого из нас есть фантазии, которые вдребезги разбиваются о реальность. Вряд ли я представляла себе наш первый поцелуй прямо на выходе из Райкерса, когда я была с грязной головой, немытая и максимально далекая от идеального образа желанной женщины. Но Маккензи это не остановило. Он притянул меня к себе, взял мое лицо в ладони – так нежно и вместе с тем властно – и поцеловал в губы. Мне вспомнились слова песни Бетти Эверетт: «Если хочешь узнать, влюблен он в тебя или нет, ты все поймешь по его поцелую». Реальность оказалась лучше фантазий. Лучше – потому что желание было спокойным и мягким, без тревожного возбуждения, свойственного одержимости. Лучше – потому что он был настоящим, и я точно знала, кто он такой.
Через неделю после моего освобождения Маккензи подал ходатайство об освобождении Тучки.
Он предложил отвезти меня в приют, но мне хотелось поехать за Тучкой одной. Стивен дал мне свою машину. Направляясь к выезду из города, я миновала психиатрическую больницу для заключенных на острове Уорда. За одним из этих забранных решетками окон была камера Билли.
День выдался ясным, в небе плыли редкие белые облачка, которые, если верить прогнозу погоды, к вечеру должны были превратиться в дождевые тучи – с большой вероятностью ливня. Я ехала на предельной дозволенной скорости, хотя могла ехать быстрее – машин было мало. Мне, конечно, хотелось быстрее забрать Тучку домой, но хотелось и насладиться этой пронзительной ясностью ощущений, рождавшейся из тихой радости, что я жива. Я гордилась собой: я боролась за жизнь, я смогла за себя постоять. Разумеется, так и должно быть – чтобы человек боролся за свою жизнь, но тогда это казалось не столь очевидным. И, конечно, во многом мне просто повезло. Как бы мне ни хотелось чувствовать себя настоящим героем, я хорошо понимала, что в основном все решило везение.
По моим расчетам, минут через сорок мне предстояло проехать мимо того самого бара, где Билли разоблачила себя как Распутницу. Это преображение пугало меня до сих пор. После двух кружек пива она проявила пять из семи признаков психопатии.
Я заехала на заправку. Раньше я думала, что не царское это дело – самой заливать в бак бензин из колонки, но потом как-то втянулась, и мне даже понравилось. Во-первых, приятно осознавать, что я все же освоила эту премудрость. И меня очень радуют циферки, быстро сменяющиеся на счетчике. Я расплатилась наличными, и за это мне сделали скидку.
Я проехала Гринвич, где жила бабушка Билли. Я видела ее на суде, куда меня вызывали свидетелем. Она сидела в гордом одиночестве на скамье перед входом в зал судебного заседания. Говорят, молодые женщины одеваются так, чтобы нравиться, а старые – так, чтобы не вызывать отвращения. Бабушка Билли была одета с отменным вкусом: элегантный костюм от Шанель, изысканно-скромные жемчужные бусы. Она в совершенстве владела искусством смотреть сквозь человека, что и продемонстрировала, когда я попыталась поймать ее взгляд. Потом меня вызвали в зал суда. Билли сидела за отдельным столом вместе с командой адвокатов. Судя по всему, одежду ей подбирала бабушка. Я никогда раньше не видела Билли в костюме, чулках и лакированных туфлях на низком каблуке. Ее длинные волосы были зачесаны назад и собраны в хвост на затылке. Она вообще не накрасилась и выглядела кроткой и безобидной. В отличие от своей бабушки, Билли встретилась со мной взглядом, но ее лицо осталось непроницаемым. На нем отражался разве что вялый, скучающий интерес, как будто все обвинения в ее адрес – просто еще один способ скоротать время.
Я приехала в приют незадолго до полудня. На игровой площадке Альфредо выгуливал двух собак: мою Тучку и питбуля с серым носом. Я видела, что собаки прекрасно ладят. Альфредо увидел меня, помахал мне рукой и пошел вместе с собаками мне навстречу. Он передал питбуля одному из сотрудников, который вышел во двор. Потом он спустил Тучку с поводка, и я ее позвала. Нас разделяло около ста метров, но она услышала и вскинула голову. Я позвала ее еще раз. Тучка сорвалась с места и побежала ко мне. В самом конце она резко сбавила скорость, чтобы не сбить меня с ног. Она упала передо мной на спину и принялась молотить лапами воздух. Я легла на траву рядом с Тучкой и позволила ей вскарабкаться на меня сверху. Так мы и лежали, обнявшись, пока Тучка не прижалась ко мне лбом. Мы часто так делали: прижимались друг к другу лбами и закрывали глаза. Ну, то есть я закрывала глаза – когда я их открывала, Тучка всегда смотрела на меня.
– Сегодня ты едешь домой, малышка, – сказал Альфредо Тучке, а потом обратился ко мне: – Она обманула всех, эта Билли. Но собак не обманешь. Оди, девочка-ротвейлер, которую она привезла… Я думал, она боится Билли, потому что вообще всех боится. – Альфредо сел на траву рядом с нами. – Я должен был сразу сообразить: эта собака пережила что-то такое, что очень сильно ее напугало. Она была абсолютно здорова, но ее буквально трясло от страха.