— Что произошло? — спросил он, приподняв голову дочери за подбородок, чтобы та не смогла отвести взгляд. — Малышка, тебя кто-то обидел?
Молодая женщина с трудом сдерживала желание броситься в объятия отца, чтобы наконец выплакаться. Но это означало бы признать свою слабость и отчаяние. Нет, Анжелина не могла себе этого позволить.
— Отец, выслушай меня. Я должна была оказать одну услугу, — начала Анжелина, отказавшись от более нежного слова «папа». — Женщина из Сен-Жирона попросила меня отвезти ее ребенка к Эвлалии Сютра, кормилице из Бьера. Я еще до родов обещала ей помочь. Но все так сложно. Муж этой женщины состоит на военной службе и… Ребенок не от него.
Огюстен нервно погладил бороду и поднял руки вверх.
— Силы небесные! Еще одна безнравственная женщина! Вот что я скажу тебе, дочь моя. Я не одобряю то, что ты ездишь к шлюхам и помогаешь им скрывать своих байстрюков.
Анжелина почувствовала, что спасена. Она погрела руки над печкой, настоящим сокровищем, которое сапожник получил в качестве оплаты дорогого заказа на кавалерийские сапоги. Семья Лубе себе такого не смогла бы позволить.
— Мама всегда помогала женщинам, оказавшимся в таком положении, и ты, отец, знаешь об этом, — напомнила Анжелина.
— Я не был с ней согласен и упрекал ее.
— А она тебе отвечала, что лучше отдать незаконнорожденного младенца, или, как ты говоришь, байстрюка, кормилице, чем убить его в утробе! — резко сказала молодая женщина. — Папа, я пожалела эту женщину, имя которой не могу назвать. Она не могла поехать сама. Роды были очень трудными, поскольку повитуха с улицы Сен-Валье — настоящая грубиянка и ей плевать на своих пациенток. К тому же она заказывает у меня платья. А я не хочу терять свою клиентуру.
— Вся в мать, — вздохнул, начиная успокаиваться, сапожник. — Если я правильно тебя понял, ты в этот холод ехала одна с ребенком? Анжелина, ты поступила опрометчиво!
— Да, и поэтому я солгала, — ответила Анжелина. — Иначе ты запретил бы мне ехать в Бьер. Ты все время твердишь, что ущелье Пейремаль кишит опасностями, что там бродят разбойники, кабаны, волки… Но ничего не случилось, не волнуйся. Я ночевала в таверне Касте-д’Алю.
Нахмурив брови, Огюстен пододвинул табурет к печке и знаком велел Анжелине сесть. Она поставила стул и села напротив.
— Ты плохо поступила, солгав мне, — проворчал сапожник. — Если бы ты сказала правду, я поехал бы с тобой. Святые небеса! Разве ты забыла, что случилось с дочерью торговца скобяными товарами два года назад? А с малышкой Амели? Я наверняка рассказывал тебе о ней, как только ты достигла того возраста, когда уже могла понимать такие вещи. Их обеих изнасиловали и задушили… Люди бывают гораздо опаснее волков и кабанов! Я потерял твою мать. Если потеряю тебя, то сойду с ума. Твое дело, как ты это называешь, мне не нравится. Я знаю, что ты шьешь наряды дамам нашего города и даже Сен-Жирона, потому что откладываешь деньги на учебу в Тулузе. Да, я все это знаю, но прошу тебя в будущем уважать меня и не подвергать себя такой опасности. Черт возьми! Я никогда тебя не бил, не наказывал. Зачем же ты мне врешь?
— Но, папа, я же тебе объяснила! Я должна была сдержать слово, а ты помешал бы, поскольку боишься за меня. Я была на похоронах дочери торговца скобяными товарами и видела, как у могилы рыдали ее родители. Что касается маленькой Амели, то это произошло более тринадцати лет назад. Возможно, эти чудовищные преступления совершили бродяги. Ничто не указывает на то, что нечто подобное может повториться в наших краях. Да ты и не смог бы сопровождать меня, ведь тебе пришлось бы идти пешком. Наша ослица не повезет двоих.
Анжелина обезоруживающе посмотрела на отца. Он поддался очарованию аметистовых глаз дочери.
— Я поступила так, как считала справедливым, — продолжала Анжелина. — Не забывай, что два последних года я помогала маме. Она научила меня не судить женщин, не быть ханжой, а главное, она научила меня сострадать им. Разумеется, моя пациентка совершила тяжкий грех, но, если бы ты знал, как горько она раскаивается! Мне жалко ее, папа. Она не увидит, как будет расти ее ребенок, не увидит его первую улыбку. После страданий, которые она претерпела, даруя ему жизнь, разлука с крошкой стала для нее суровым наказанием. Но она была вынуждена пойти на это, чтобы избежать скандала и не опорочить честь семьи.
Молодая женщина говорила со все большей страстностью, не осознавая, что делится с отцом собственными чувствами.
— По крайней мере, с ее сыном будут хорошо обращаться, — добавила Анжелина. — Я подумала об Эвлалии Сютра, потому что мама хвалила ее за опрятность и говорила, что у нее хорошее молоко.
— Я слышал о некой Жанне Сютра из Бьера. Наверное, это ее мать, — высказал предположение Огюстен.
— Да, в молодости Жанна тоже была кормилицей, — тихо ответила Анжелина. — Папа, прости меня!
Она протянула руки в знак примирения. Немного поколебавшись, Огюстен схватил их и крепко сжал.
— Ба! — выдохнул он. — Я так боялся, что произошло нечто нехорошее, что сейчас чувствую огромное облегчение. Но ты не такая уж хитрюга! Надо было не просто обмануть меня, но и предупредить кузину. Не сомневаюсь, Леа с удовольствием стала бы твоей сообщницей.
Анжелина улыбнулась. Она все больше чувствовала усталость. Опасность миновала. Отец скоро простит ее. Но она почти сожалела об этом, настолько сильным было желание высказать кому-либо свою боль.
«Дорогой папа, если бы я только могла сообщить тебе, что ты стал дедушкой, что у тебя есть красивый внук! — думала Анжелина. — Но я еще раз убедилась, что ты выгонишь меня из дому, если узнаешь, что у меня есть любовник и что я повела себя, как те непорядочные девицы, которых ты осуждаешь».
— Признать свою вину значит почти получить прощение, как говорила наша Адриена, — заявил сапожник. — Ты проголодалась? Я поставил суп на огонь, тот, что ты любишь, с капустой, репой, бобами и кусочками сала.
— Да, я очень хочу есть! — обрадовалась Анжелина. — Я, как только приехала, сразу же пришла к тебе. Я расседлала Мину и дала ей сена. Сейчас переоденусь и выйду к столу.
Огюстен Лубе внимательно посмотрел на дочь. Казалось, он хотел прочитать на ее очаровательном личике какую-то тайну. Наконец он погладил Анжелину по щеке.
— Знаю, малышка, тебе нелегко приходится после смерти мамы. У меня отвратительный характер… Как нам ее не хватает!
Из глаз Анжелины брызнули слезы, но она все же сумела прошептать «да».
— Да, нам ее не хватает, папа. Так будет многие годы — все годы, что мне суждено прожить. Боже, как это несправедливо!
Анжелина встала и вышла из мастерской, оставив отца в смятении.
«Вылитая Адриена, — думал Огюстен. — Ее походка, не говоря уже о манере возражать мне с праведным неистовством в голосе! Пусть она продолжит дело матери. Храни ее Господь…»
Огюстен Лубе встретил ту, которая затем стала его женой, при трагических обстоятельствах. Молодая повитуха Адриена принимала роды у сестры сапожника, Сюзанны Лубе. Сюзанна родила мертвого ребенка, после чего у нее открылось сильное кровотечение. Тогда собралась вся семья.