– Ха! Ха! Вы что, не знаете, кто такой Коба?! Ха! Ха! Ха! Это же Иосиф Виссарионович.
Опять в который раз выходит из комнаты. Я знаю, что все „они“ работают по ночам. Бориса в ЦК вызывают всегда только ночью, но я устала, сникаю. На сей раз, явившись, объявляет, что заседание у „них“ кончилось, но Иосиф так устал, что концерт отложил. Я встала, чтобы ехать домой. Он сказал, что теперь можно выпить и что если я не выпью этот бокал, он меня никуда не отпустит. Я стоя выпила. Он обнял меня за талию и подталкивает к двери, но не к той, в которую он выходил, и не к той, в которую мы вошли, и, противно сопя в ухо, тихо говорит, что поздно, что надо немного отдохнуть, что потом он меня отвезет домой. И все, и провал. Очнулась, тишина, никого вокруг, тихо открылась дверь, появилась женщина, молча открыла дверь в ванную комнату, молча проводила в комнату, в которой вчера был накрыт ужин, вплыл в сознание этот же стол, теперь накрытый для завтрака, часы, на них десять часов утра, я уже должна сидеть на репетиции, пошла, вышла, села в стоящую у подъезда машину, приехала домой, попросила. не подзывать к телефону, кто бы ни звонил, ко мне никому не входить.
Изнасилована, случилось непоправимое, чувств нет, выхода нет, сутки веки не закрываются даже рукой…»
В этом рассказе тоже многое вызывает подозрение в наговоре. Не случайно, что даже дочь актрисы Инга Окуневская-Суходрев не избежала этого. Вот ее слова:
«Думаю, это просто фантазии. Рассказывают, что маршал Югославии Иосип Броз Тито одаривал ее (Татьяну Окуневскую. – Ф. Р) каждый раз огромными букетами черных роз. Но, признаться, я ни разу таких цветов не видела в нашем доме. Допускаю, что Броз Тито вполне мог увлечься красивой актрисой. Но вот в историю с Берией совершенно не верю. Он был достаточно осторожным человеком. К тому же Берия любил в основном молодых девочек. У него был скандал с охранником самого Сталина – отчимом молоденькой девушки, которая родила от Берии дочь. Зачем маме понадобилось придумывать историю о якобы своем соблазнении Берией, не знаю. Я никогда не хотела ее об этом спрашивать…»
Все эти аресты, конечно, можно объяснить жестокостью МГБ, который мстил бедным женщинам за связь с иностранцами, а также чрезмерную непокорность (как в случае с Горкушей). К этому можно приобщить и указ Президиума Верховного Совета от 15 февраля 1947 года под названием «О воспрещении браков между гражданами СССР и иностранцами». Официально этот запрет объяснялся заботой о советских женщинах, о чем в указе говорилось так: «наши женщины, вышедшие замуж за иностранцев и оказавшиеся за границей, в непривычных условиях чувствуют себя плохо и подвергаются дискриминации». Но на самом деле власти беспокоились о другом. Борьба против интернациональных браков началась в СССР еще в годы Великой Отечественной войны, когда часть советских военных (как мужчин, так и женщин) успели завести семьи в странах восточной Европы, на территории которых шла война и где в послевоенные годы СССР держал огромные оккупационные войска. Когда же советские войска начали отводить на родину, то ситуация оказалась непростой – в СССР после войны осталось много одиноких женщин, а мужчины оттуда возвращаются женатые. Попытки же бывших медсестер, связисток и летчиц остаться со своими возлюбленными за рубежом расценивались как классовая незрелость. К тому же наша страна была разорена, многие города разрушены, хозяйству и промышленности требовались огромные ресурсы для восстановления, и в первую очередь человеческие. Короче, этот указ преследовал цель решить демографическую проблему в СССР. Отсюда можно сделать вывод: чтобы отвадить советских женщин от браков с иностранцами, и могли быть проведены аресты известных актрис в целях профилактики остальных. Однако эта версия имеет свои изъяны. Например, МГБ арестовал Марину Фигнер и отправил ее в ссылку. А ее лучшая подруга Юлия Запольская взяла и. вышла замуж за американца Томаса Уитни и спустя несколько лет (сразу после смерти Сталина) уехала с ним в США. Где же здесь страх перед возможным арестом? Хотя указ, конечно, резко сократил желание советских женщин связывать свою жизнь с иностранцами.
И снова обратим внимание на фразу из указа 47-го года: «наши женщины, вышедшие замуж за иностранцев и оказавшиеся за границей, в непривычных условиях чувствуют себя плохо и подвергаются дискриминации». Были такие случаи? Несомненно, были. Более того, домой в СССР просились назад даже женщины, которые, казалось бы, должны были там кататься как сыр в масле. Например, возьмем историю с актрисой Валентиной Караваевой (1921). Она стала знаменитой в 1942 году, когда снялась в главной роли в фильме «Машенька» Юлия Райзмана (фильм был удостоен Сталинской премии, и Караваева стала самой молодой ее лауреаткой). Но спустя год актриса угодила в автомобильную катастрофу, чудом осталась жива (а вот водитель погиб), но ее лицо оказалось обезображено шрамом от уха до подбородка. Естественно, сниматься в таком виде она уже не могла. Поэтому играла только в театре. И в мае 1945 года с триумфом сыграла Нину Заречную в «Чайке» в постановке Юрия Завадского.
Тогда же Караваева стала посещать английское посольство в Москве, где покорила сердце военного атташе Чапмена (как видим, именно иностранцы в таких чинах чаще всего привлекали наших актрис). Несмотря на ее травму, он искренне полюбил Валентину и предложил ей уехать с ним в Англию. И она согласилась. Правда, шансов на то, что власти разрешат ей уехать, было очень мало. Но в дело вмешался лично Сталин. Зная о трагедии актрисы, он оказался потрясен чувствами англичанина и разрешил им уехать. Тем более был шанс на то, что западная медицина сумеет вернуть актрисе ее былую красоту. Однако прошло пять лет, и Караваевой Запад… разонравился. И она стала проситься обратно. Целых полгода обивала пороги советского посольства в Лондоне! И в итоге добилась своего: тот же Сталин дал команду не чинить ей препятствий в возвращении на родину. И хотя вернуть былую славу Караваевой так и не удалось, однако жить в родных пенатах ей было гораздо милее, чем на чужбине.
Между тем в конце сороковых в кинематографической среде происходили и другие весьма любопытные дела. Так, в связи с привлечением огромных денежных средств для осуществления «атомного проекта», было решено урезать финансирование советского кинематографа. И наступило так называемое время малокартинья – ограниченного выпуска отечественных фильмов. Этот процесс начался с 1948 года. В том году из 40 предложенных художественных картин (готовых к запуску) было выбрано только 16, в 1949 году было снято столько же, в 1950 – 15, в 1951 – 9.
Однако без кино советские зрители не остались. Вместо невыпущенных советских фильмов было решено показывать зарубежные трофейные киноленты, которые достались нам во время войны и теперь хранились в Госфильмофонде. Кстати, последний был под плотным «колпаком» МГБ. Так, его директором в 1949 году был Михаил Маклярский – тот самый, который во время войны участвовал в операции «Монастырь», где действовал агент НКВД Александр Демьянов («Гейне»). Чекист с 1927 года Маклярский был вхож в киношные круги (как сотрудник Секретно-политического отдела НКВД), поэтому это назначение не было случайным. К тому же надо учитывать, что Госфильмофонд – это хранилище фотодокументов, а такого рода учреждение всегда должно находится под «колпаком» спецслужб. В 1950 году Маклярский стал председателем другого кинообъединения – «Совэкспортфильма» (еще одна гэбэшная структура), а к руководству Госфильмофонда вернулся Виктор Привато.