Тери знал, что умирает. Если к ночи его не добьет жаркое иссушающее солнце, если он не умрет от потери крови из многочисленных ран, значит, дело довершит какой-нибудь крупный ночной хищник. Тери никак не мог решить, какой способ менее мучителен, какой он выбрал бы для себя сам…
Снова шаги!
Те же самые, легкие, крадущиеся; они приближаются. Создание, которое проходит мимо, должно быть, заметило движение в высокой траве, когда он перекатывался на спину, вот и решило разведать, что к чему. Видимо, оно на некоторое время отошло на безопасное расстояние и затаилось.
Тери затих. У него осталась только надежда. Больше ничего.
Шаги замерли возле его головы; внезапно сверху вниз на него посмотрело человеческое лицо. Человек был с бородой и яркими синими глазами. Тут тери утратил последнюю надежду. Если бы он не охрип, он бы сейчас завыл от тоски, досады и отчаяния.
Однако человек не убежал в испуге и не стал его мучить. Наоборот, он присел рядом с тери на корточки и стал осматривать бесчисленные колотые и резаные раны, покрывшие его тело. Лицо человека потемнело от… неужели от гнева? Тери не умел распознавать выражение человеческого лица. Не переставая осматривать раненого тери, человек пробормотал что-то неразборчивое.
Потом человек покачал головой, поднялся на ноги и перешел к голове тери. Он склонился над ним, подсунул руки тери под плечи и попытался его поднять. У него ничего не получилось. Человеку не хватило сил, чтобы поднять массивное тело, но от легкого толчка все бесчисленные раны отозвались белой вспышкой острой боли. Тери захотелось закричать, чтобы человек прекратил, однако ему удалось выдавить из себя лишь хриплый мучительный стон.
Человек отпустил его и встал; очевидно, он находился в замешательстве и не знал, что делать дальше.
— Ты умеешь говорить? — спросил человек.
Неожиданный вопрос удивил тери. Да, он умел говорить. Он попытался ответить, но из-за распухшего языка не сумел произнести ни единого слова.
— Ты меня понимаешь?
Тери закрыл глаза. К чему расспросы? Какое это имеет значение? Скоро он умрет. Так почему бы странному человеку не уйти и не оставить его в покое?
После короткой паузы человек оторвал от своей груботканой рубахи полосу материи и накрыл ею глаза тери. Потом он пошел прочь. К звуку его удаляющихся шагов вскоре присоединился скрип несмазанной тележной оси. И постепенно все звуки затихли в отдалении.
Полоска материи стала поистине подарком судьбы для раненого тери; однако он ничего не понимал. Почему человек отогнал мух от его лица? Ведь он все равно умирает.
Однако ему стало немного легче.
Солнце пекло все жарче; в те краткие мгновения, что тери приходил в сознание, он чувствовал, как распухает и сохнет его язык. Провалы становились все длиннее. Еше немного — и он вовсе не придет в себя.
Он очнулся, почувствовав затылком, как дрожит земля. Потом он распознал цокот копыт и другие звуки — как будто что-то волокут по земле. Солдаты! Они возвращаются! Тери почти обрадовался им. Они наверняка затопчут его, проезжая мимо, и положат конец невыносимым мукам.
Однако цокот прекратился; снова послышались шаги. По земле ступало множество ног. Тряпку убрали с глаз, и он увидел склонившиеся над ним лица. Человеческие. Однако не солдатские. Людей было четверо; они переглядывались и молча кивали друг другу. Один, со светлыми волосами, повернулся и скрылся из вида. Другие же, к изумлению тери, нагнулись над ним и принялись отгонять мух и комаров, облепивших его раны. И все это без единого слова!
Вскоре вернулся белокурый; он вел в поводу косматую лошадь. К лошадиной сбруе по бокам были прикреплены длинные деревянные шесты; они волочились по земле за копытами. Между шестами в шахматном порядке были протянуты толстые веревки.
Ни один из людей по-прежнему не произнес ни слова.
Их молчание озадачило тери. Очевидно, его спасители боятся обнаружить себя. Но чего им бояться здесь, в лесу, кроме солдат правителя Китру? А людям незачем бояться Китру, ведь он уничтожает только тери…
Дальнейшие его размышления были прерваны появлением кувшина с водой. Горлышко кувшина прижали к его губам; несколько капель попало в его пересохший рот. Тери попытался сделать глоток, но вода попала в дыхательное горло, и он закашлялся. Кувшин убрали, но его язык больше не горел, как обожженная кожа.
Стараясь двигаться как можно осторожнее, четверо мужчин, которые действовали на редкость слаженно, подняли тери с земли. Боль вернулась, но ему было не так плохо, как когда тот, первый, попытался приподнять его. Люди опустили его на сетку, потом привязали к сетке длинными лоскутами материи. По-прежнему никто из них не проронил ни звука.
Может, они — изгои? И все равно, уж слишком они осторожничают. Сейчас можно было бы и не молчать. Солдаты давно ушли.
Люди сели на лошадей и поскакали в глубь леса. На неровной земле волокуша двигалась толчками; некоторые из его едва затянувшихся ран снова открылись, но тери молча терпел боль. Ему стало лучше, потому что он чувствовал себя в безопасности; ему даже показалось, что все будет хорошо. Хотя он понятия не имел, откуда у него возникла такая уверенность.
Хотя тери провел в лесу, можно сказать, всю жизнь, тропа, по которой они ехали, была ему незнакома. Они проезжали мимо сырых пещер, поросших огромными уродливыми грибами; грибы росли на всех холмах и возвышенностях, и их шляпки почти заслоняли собой солнце. По бокам тропинки росли кусты волнообразно извивающихся щупалец, угрожавших схватить неосторожного путника и затянуть его в свою ненасытную утробу. Тери показалось, что они едут и едут без конца. Отряд забрался в совсем непроходимые заросли. Оттуда они выехали на поляну, на которой располагался лагерь.
Большие и маленькие хижины и палатки были поставлены наспех — грубые, неправильной формы. Они были разбросаны по поляне там и сям без особого порядка. Их обитатели тоже не слишком походили друг на друга. Одни были хрупкими на вид, другие явно страдали ожирением. Тери не ожидал увидеть ничего подобного. Изгои, которых он рисовал в своем воображении, были худые, поджарые, словно волки; чтобы выстоять против хорошо обученных солдат Китру, необходимо развить в себе жестокость. А здесь, в лагере, были женщины и дети. Многие бросили свои дела или игры и смотрели на него. Нет, эти люди совсем не были похожи на изгоев, объявленных вне закона.
Однако молчание становилось гнетущим.
Четверо его спасителей спешились и отвязали волокушу от лошади. Потом осторожно опустили концы шестов на землю. Тери приятно было почувствовать землю спиной. Наконец один из спасителей разомкнул уста:
— Адриэль!
Из ближайшей хижины вышла девушка со светлыми волосами, в которых мелькали рыжие прядки. Она была молода — с виду лет семнадцать, пухленькая, но симпатичная. Увидев тери. она проворно подбежала к нему и присела рядом на корточки. Потом осторожно ощупала его раны.