– Очень рад, – сказал я.
– Борис Эдмондович не совсем верно меня охарактеризовал, я не плачу дань всего три месяца. А до этого исправно платил.
– Почему же прекратили платить оброк? – поинтересовался я.
– Потому что стал противен самому себе. Когда они приходили, начинал дрожать от страха. А они это видели и увеличивали поборы.
– Зато теперь его дважды поджигали.
– Если бы не помощь Бориса Эдмондовича, я бы разорился, – сказал Зонин. – Каждый раз все восстанавливать, это сами понимаете удовольствие не дешевое.
– Мы помогаем тем, кто сопротивляется этим подонкам и оказываем им посильную помощь, – пояснил Вознесенский. – У нас даже есть специальный фонд. Если этого не делать, никто не посмеет тогда и пикнуть против них. Я прав, Юрий Георгиевич?
– Да, так и есть.
– И много таких, кто им не платит? – спросил я.
– Очень мало, их можно по пальцам на одной руке сосчитать и еще пальцы останутся.
– Ну а это наша звезда кабельного телевидения, любимица местной публики Ксения Завьялова.
Только теперь я понял, почему ее лицо мне показалось смутно знакомым; это она произносила пламенную речь на могиле брата.
Она встала и подала мне руку. Я слегка сжал ее пальцы.
– Ксения Леонидовна будет отвечать за информационную поддержку вашей избирательной кампании, – сказал Вознесенский. – Нам с трудом удалось ее уговорить принять участие в ней. Хотя она сама не раз делала острые передачи о том, что происходит в городе. И кое кто на нее тоже точит ножи.
– Я хочу внести некоторую ясность, – проговорили Завьялова. – Я не собираюсь становиться членом вашего предвыборного штаба, как журналист я должна сохранять нейтральность и объективность. Но готова помочь, если то, о чем мы говорили с Борисом Эдмондовичем, окажется правдой.
– Ксения Леонидовна не слишком верит в искренность наших намерений, – прокомментировал ее заявление Вознесенский. – Поэтому нам ничего не остается, как доказать их делами. Но я надеюсь, вы поможете открыть, Владиславу Сергеевичу двери в редакции наших газет и на телестудии?
Завьялова кивнула головой, и я поймал ее взгляд. И мне снова показалось, что она настроена по отношению ко мне не слишком доброжелательно. Причины такого отношения мне были не понятны, может, просто я ей не понравился, как человек, как мужчина. Это совсем не редкость, когда люди уже с первого взгляда испытывают друг к друга необъяснимую антипатию. Главное, чтобы это чувство не помешало бы нашей совместной работе.
Я обвел взглядом собравшихся.
– Полагаю, первое заседание нашего штаба можно считать открытым, – почти торжественно произнес я.
Прошло несколько дней. Казалось, никому не было дела до избирательной кампании, жители равнодушно проходили мимо афиш с огромными портретами претендентов, безучастно скользили по ним глазами и шли дальше. Но постепенно я заметил, как стали меняться настроения, как люди все чаще замедляли шаги, останавливались около вывешенных программ кандидатов, внимательно читали их, обсуждали, спорили.
Когда редактировался окончательный вариант моей программы, Завьялова, не отводя от меня сверкающего взгляда, сказала, что необходимо с самого начала четко заявить, что главная наша цель – это борьба с мафией, которая оккупировала город подобно вражеской армии. Если мы побоимся объявить об этом открыто, начнем говорить намеками, то люди посчитают, что мы – трусим и не поверят нам. Возник спор, так как не все считали, что надо с первого дня ставить все точки над и, хотя бы из-за соображения безопасности. Но я согласился с мнением единственной среди нас женщины – и мы внесли этот пункт в текст.
Хотя, как я уже сказал, миновало несколько дней, но никаких враждебных действий со стороны наших противников замечено не было. И все же я шестым чувством ощущал, как накаляется атмосфера в городе, как невидимые, но внимательные глаза следят за каждым нашим движением.
Вместе с моим штабом мы пытались просчитать возможные ответные ходы с их стороны. И они сделали такой ход, но он оказался таким неожиданным, что я почувствовал не только растерянность, но и отчаяние.
Это произошло на четвертый день начала предвыборных баталий, когда нарочный из прокуратуры постучался в мою дверь. После того, как соблюдая все меры предосторожности, я отворил ее, он вручил мне повестку с просьбой немедленно явиться к мне к следователю Очалову.
Я позвонил по условленному телефону и через пятнадцать минут Романов уже входил в мою квартиру. Я показал ему только что врученный мне официальный документ.
– Нет сомнений, они что-то замышляют, – говорил он, ходя взад-вперед по комнате. – Мы слишком хорошо знаем, что из себя представляет этот Очалов. Из всех следователей он самый коррумпированный, самый послушный. Он уже засадил пару неугодных им людей, состряпав на них дела. Между прочим, в среде следователей его так и называют «стряпуха».
– Ты полагаешь, что мне грозит арест?
– Вряд ли сейчас. Ты же все-таки официально зарегистрированный кандидат в мэры и если они тебя попытаются засадить, не имея никаких на то оснований, это вызовет слишком большой скандал. Скорей всего пока они постараются каким-то образом надавить на тебя, чем-то припугнуть. Но в любом случае держись настороженно, возможна провокация. Чего бы тебе ни говорили, сохраняй спокойствие. Даже если с грязью станут смешивать твою мать или любимую женщину.
– С матерью у меня отношения плохие, а любимой женщины на данный момент нет.
– Скоро будет, – вдруг засмеялся Романов, – мы тут негласно проводим кое-какой мониторинг; так вот, оказывается, ты очень популярен у женщин молодого и среднего возрастов. А это треть электората. Вот что значит иметь мужское обаяние. Так что найти первую леди города будет нетрудно.
– Сплюнь, – тоже улыбнулся я. Затем мы одновременно посмотрели на часы.
– Пора, – сказал Романов. – До дверей прокуратуры мои ребята будут тебя пасти, ну а дальше надейся только на себя.
Я вошел в здание прокуратуры, предъявил повестку и знакомой уже дорогой направился к кабинету Очалова. Тот явно ждал моего появления, так как встретил меня настороженным взглядом.
– Садитесь, Владислав Сергеевич, – попытался он показать себя любезным. – За то время, что мы не виделись, в вашей судьбе произошли разительные перемены. Честно признаюсь, не ожидал.
Я и сам не ожидал, послал мысленно ям ему ответ, но вслух предпочел ничего не говорить.
– Знаете, я с большим интересом слежу за вашей кампанией. По-моему, вы воюете с призраками. Словно в фильмах, в каждой строчке мафия, преступники, продажная милиция. – Очалов достал из ящика стола листок, в котором я признал одну из своих листовок. – И это расклеено на каждом углу. – Что же должны наши с вами сограждане думать о том, кто ими тут управляет, кто их защищает. Поверьте, я не первый год работаю в прокуратуре, знаю ситуацию изнутри. Конечно, и коррупция есть, и по преступности наш город занимает первое место в области. Но не стоит преувеличивать, в целом обстановка у нас нормальная.