– Вернуться обратно, – коротко ответил я.
По взгляду своего сотрапезника я понял, что он ждет более детальных объяснений, но я решил не вдаваться в подробности. Я не обязан отчитываться перед ним в своих поступках, передвижениях, намерениях. Я почувствовал, что он разочарован таким моим поведением.
– Могу я попросить вас кое о чем, Евгений Викторович? – проговорил Обозинцев.
– Конечно, Вилор Геннадьевич.
Обозинцев пристально взглянул на меня.
– Коль мы с вами пришли к согласию по поводу покупки ваших акций, то у меня будет к вам настоятельная просьба: прежде чем принимать какие-либо важные решения, касающиеся судьбы компании, не сочтите за труд поставить меня в известность. Между прочим, это в ваших интересах, чем в лучшем состоянии будет в момент нашей сделки компания, тем большую сумму вы получите.
– Но разве мы с вами не договорились о сумме? – удивился я.
– Разумеется, договорились, однако речь идет о состоянии компании на данный момент. Но достаточно одного непродуманного решения, и «Северное сияние» уже будет сверкать не так ярко. А при всей моей симпатии к вам, я прежде всего бизнесмен, а уж потом человек со своими слабостями. Я хочу заплатить за акции ровно столько, сколько они будут стоить. Сейчас я оцениваю их в одну сумму, и я бы хотел, чтобы вы ее бы и получили. Поэтому будьте осмотрительны, мне бы не хотелось начинать свою работу с исправления ваших ошибок.
– Я понимаю вас, – сказал я.
– Позвольте я вам дам один совет. Я хорошо знаю тех людей, которые стоят у руля компании. И на мой взгляд, не все они адекватно оценивают ситуацию. Лучше всех понимают ее Марина Владимировна Ращупкина. Очень толковая женщина. Так и быть, открою тайну, в свое время я предлагал ей перейти на ту же должность ко мне и даже предлагал значительно более высокое вознаграждение. Но она отказалась, что еще больше усилило мое уважение к ней.
Это был несколько неожиданный поворот в разговоре. Чтобы лучше собраться с мыслями, я решил прибегнуть к помощи сигареты.
– А кто же, по вашему мнению, представляет наибольшую опасность?
Обозинцев, как мне показалось, хитро посмотрел на меня.
– Боюсь вас огорчить, но я считаю самой опасной Анастасию Мефодьевну Успенскую. И не только потому, что она очень красива, она хочет любой ценой сохранить компанию в нынешнем виде. И готова ради этой цели на любые меры. Я понимаю, что ей двигают самые возвышенные мотивы, память о вашем родственнике. Но бизнес такая уж мерзкая штука, что ему плевать на все наши самые распрекрасные чувства, у него свои законы. Надеюсь, вы правильно воспримите мои слова.
Я кивнул головой, и хотя Обозинцев улыбался, я не мог отделаться от впечатления, что он не вполне доволен состоявшимся разговором. Может быть, он надеялся услышать от меня горячие заверения, что я буду сверять с ним каждый свой не только шаг, но и жест, даже если я с его помощью отгоняю от лица муху. Поступать подобным образом я, естественно, не собирался. Но и отмахиваться от его слов – тоже. Однако в одном он без всякого сомнения прав: мне надо скорее выработать свою линию поведения. Пока же я больше реагировал на идущие из глубины меня импульсы. А они были самые разные, подчас полностью противоречащие друг другу. Но ведь долго так продолжаться не может, рано или поздно мне придется что-то решать.
Я позвонил по телефону своему пилоту, тот отозвался немедленно. Почему-то мне показалось, что он был не один, первое произнесенное им слово имело совсем другую интонацию, чем все последующие. Так иногда случается, когда человек не успевает вовремя перейти подобно музыкальному инструменту, с одного лада на другой.
Я сообщил ему, что собираюсь лететь назад и выезжаю на аэродром. Обозинцев любезно предоставил мне машину с тем же самым не то сопровождающим, не то временным телохранителем. Я уже узнал, что его зовут Николай. Я пытался с ним завязать беседу, но он отвечал почти одними междометиями, что побудило меня, в конце концов, замолчать.
Борис уже ждал меня. Я внимательно его оглядел, надеюсь отыскать на его одежде следы того, чем он занимался все это время. Но он выглядел все так же безупречно как и всегда. Я сам не знал, по какой причине мне хотелось узнать, как он провел эти часы. Я никогда не испытывал любопытства к личной жизни других людей, но сейчас я старался собирать любую информацию в надежде на то, что что-нибудь из это коллекции в последствии может пригодиться.
Николай даже не простился со мной, а просто умчался. Нельзя сказать, что меня это обстоятельство сильно обидело, но мною вдруг завладело безотчетное беспокойство. Может быть, оно было вызвано хмурым неприветливым взглядом, который бросил на меня человек Обозинцева. Хотя что тут странного, не исключено, что он на всех так глядит. А на меня смотрели и не так, сколько раз я видел в чужих глазах и жгучую ненависти и предсмертную тоску. Война штука жестокая, на ней одни люди безжалостно убивают других людей. Ну а тут, разве нет своих военных действий? Стреляли же в меня. Следовательно, здесь есть некто, кто считает меня своим врагом. Но коли так, то вряд ли он успокоится на одном неудачном покушении, весьма вероятно, что сделает еще попытки отправить меня к праотцам.
– Летим? – спросил Борис.
– Подожди несколько минут.
Дальнейшие мои действия подвергли вертолетчика в изумление. Я лег на землю и залез под брюхо машины. И почти сразу заметил прикрепленное к ней устройство.
То, что эта была бомба, я нисколько не сомневался. Я навидался их предостаточно. Самых разных. Видел и такие, как эта, они приводились в действие от постороннего сигнала. Например, с мобильного телефона, который я заметил в кармане пиджака Николая. Хотя уверенности, что это именно он должен был позвонить, когда мы поднимемся вверх, у меня не было.
В свое время я кончил курсы саперов. Поэтому обезвредить взрывное устройство было для меня не так уж и сложно. Я достал из кармана перочинный ножичек и перерезал пару проводков, отсоединив начинку от взрывателя. Затем отцепил примагниченную бомбу от днища машины.
Я поднялся с земли и протянул находку Борису. Его глаза стали такими же круглыми, как монеты в моем кармане.
– Что это? – с придыханием спросил он.
– Ничего особенного, обыкновенная бомба.
– Бомба?!
– Она самая. Кто-то с земли должен был привести ее в действие. Она очень слабая, но в полете ее мощности вполне хватит, чтобы вертолет рухнул бы на землю.
– Но кто это мог?
Я увидел, что Борис весь затрясся. По-видимому, перед его глазами предстала картина, чем мог бы кончится наш полет. А такое документальное кино всегда производит особо сильное впечатление.
– Тот, кто хотел убить либо вас, либо меня. У вас нет никаких соображений на этот счет? Может, у вас есть враги?
– Нет, – не без усилий разлепил губы Борис. – Я же пришлый, почти никого не знаю.
Я похлопал его по плечу.