– Хорошо, хорошо, – поспешно согласился он. – Моя фамилия Тараканов, а зовут Сергей Иванович. Я начальник производственного отдела компании.
– Мне кажется, я вас видел в конторе.
– Конечно, видели, я же там провожу время с девяти утра до шести вечера.
– О чем или вернее, о ком мы будем говорить, Сергей Иванович?
– О Гессене.
От удивления я даже присвистнул, меньше всего я предполагал, что он станет предметом нашего разговора.
– Что вы хотите сообщить мне о нем?
– Я хочу, чтобы вы поняли, почему моим словам можно доверять. Я, как начальник производственного отдела, нахожусь в непосредственном подчинении у Генриха Оскаровича. По сути дела я его правая рука.
– У вас высокий статус, быть правой рукой Гессена весьма почетно. Не правда ли?
– Да, вы верно заметили. Поэтому я слишком много знаю и поэтому не могу больше это носить в себе. Гессен делает все возможное, дабы погубить компанию.
– Это из тех заявлений, которое надо доказывать очень детально.
– Я знаю. Но беду это так.
– Но почему он так поступает, ведь он один из тех, кто создавал компанию?
Тараканов в знак согласия кивнул головой.
– И все же он делает это, потому что ненавидит компанию. Вернее, не компанию, а то, что она – детище Александра Михайловича.
– Пожалуйста, объясните поподробней.
– Генрих Оскорович, очень исполнительный человек, ему просто равных в этом нет. Но он начисто лишен всяких творческих дарований. Как раз этим был сполна наделен ваш дядя. И его нередко раздражало то, что Гессен никогда не проявлял никакой инициативы. А Александр Михайлович был на язык весьма не сдержан и нередко высказывал свое недовольство при других сотрудниках. Я знаю, что Гессен давно возненавидел его. Но пока Александр Михайлович был жив, он не мог и помыслить что-то такое предпринять. А как только его не стало, и вся власть перешла к нему, он начал вести дело к краху на второй же день. Понимаете, для него компания – символ его бесталанности.
То, что рассказывал Тараканов, сходилось с тем, что я слышал о Гессене от Анастасии, и это придавало его словам дополнительную убедительность.
– Однако вы пока не привели ни одного доказательства его злонамеренных действий.
– Сейчас приведу, – пообещал Тараканов. – Я знаю, что вы недавно побывали на мебельной фабрике, беседовали с его директором. Так вот, вскоре после смерти Александра Михайловича, к нам поступил заказ от китайцев. Наш край имеет партнерские отношения с прилегающей к границе китайской провинции. И они хотели оснастить свои школы сделанными у нас партами и столами. Такого заказа я не припомню, на пять миллионов долларов.
– Не может быть!
– Я держал в своих руках их предложения. Они просили ответить им о нашем согласии начать переговоры.
– И что же мы ответили?
– Ничего не ответили. Указанные в их письме сроки прошли, и они передали заказ другой компании.
– Но почему же никто из руководства не вмешался в ситуацию?
– Потому что никто ничего не знал. Только Гессен и я.
– И вы никому не сказали, даже финансовому директору?
– Об этом попросил меня Генрих Оскарович.
Я пристально посмотрел на Тараканова.
– По-видимому, это далеко не первая с вашей стороны подобная услуга ему. Он вам платит за это?
Я увидел, как щеки Тараканова покрылись красными пятнами.
– Пожалуйста, говорите только правду и ничего кроме правды.
– Это не совсем так, – промямлил он. – Напрямую он мне ничего не дает. Но он за каждую услугу выписывает премию, поощрение или материальную помощь. В зависимости от ситуации.
– Тогда не понятно, что вас заставило предать своего патрона?
– Я больше не могу молчать! – вдруг закричал Тараканов. – Не могу смотреть на то, что он разрушает все то, что было сделано за эти годы. Ведь в компании и мой труд тоже есть. Я не хочу, чтобы она бы погибла.
– Что это так вдруг? – насмешливо спросил я. – То помогали Гессену разрушать компанию, а теперь не хотите.
– Если компания разорится, где я буду работать. А у меня трое детей. И хотите верьте, хотите нет, но я горжусь тем, что я тут тружусь. Я очень уважал Александра Михайловича, он сам был чрезвычайно. талантлив и заражал своим талантом нас всех. А что теперь, куда мы катимся? – унылым голосом задал он риторический вопрос.
– А что для вас главней: судьба компании или ваше место работы в ней?
Тараканов не ответил, но и без слов были понятны истинные причины его поступка.
– Но что вы хотите лично от меня?
– Кроме как на вас, больше надеяться не на кого. Только вы его можете остановить.
– Но каким образом? В настоящий момент я в компании никто. А за те месяцы до моего вступления в наследственные права, он может натворить много дел. У меня нет никаких рычагов давления на него.
Тараканов как-то странно посмотрел на меня и как заклинание повторил:
– Только вы одни можете ему помешать. Это не только моя просьба, если же здесь были все те, кто работает в компании, они бы присоединились к ней.
– Ну хорошо, я обещаю подумать, какие шаги можно предпринять.
Я увидел, что на лице Тараканова отразилось облегчение.
– Я тогда пойду. Пожалуйста, оставайтесь тут подольше, нас не должны видеть вместе.
Тараканов исчез за деревьями. Я закурил сигарету только тогда, когда затихли его шаги. И что им всем от меня надо, тоже нашли палочку-выручалочку. Я не обязан их спасать. И приехал сюда совсем с другой целью. Я затушил окурок и медленно побрел в сторону поселка.
Я решил слетать на прииск. Это намерение появилось у меня давно, но все никак не удавалось воплотить его в жизнь. Тем более что Анастасия опять куда-то исчезла, а без нее в доме мне становилось как-то невесело. Лучше уж ссориться с ней, чем переносить ее отсутствие в полном согласии с принципом: пусть будет ненависть, чем равнодушие.
Из дома я направился в офис, раздумывая, как мне вести себя с Гессеном. Если Тараканов говорит правду – а чутье мне подсказывало, что так оно и есть – столкновения нам не избежать. Я не собираюсь получать в наследство разоренную компанию. Но какие найти способы воздействия на него? Знать бы чего он боится, какое у него слабое звено? Вернее оно мне известно – ненависть к моему дяде. Но вот как воспользоваться этим рычагом, я пока не представлял.
Секретарше я сообщил о своем намерение. И пока она договаривалась о вылете, я решил зайти в кабинет к Гессену. Он встретил меня с подчеркнутым бесстрастием, переходящим в безразличие.