– А! Продолжайте, пожалуйста.
– Сестра Сент-Коломб была … – начала Мадлен.
– Она была женщиной независимого духа, – закончил ее фразу отец Луи.
– Да , – согласилась Мадлен. – И эта монахиня, сестра Сент-Коломб, несколько лет была матерью-настоятельницей, несмотря на свою относительную молодость. Именно тогда случилось так, что она разгневала вышестоящих .
– Одним из них, – добавил священник, – был отец Бортон – исповедник монастыря, ненавидевший сестру Сент-Коломб.
– Да, он ее ненавидел той ненавистью, которую питает слабый мужчина к сильной женщине .
– Странно, что ты называешь ее сильной, – сказал священник. – Она, несомненно, не была достаточно сильна, чтобы сопротивляться тебе, воспрепятствовать твоему вторжению в ее тело.
– Ты овладела душой матери-настоятельницы? – быстро спросила я, не веря своим ушам.
– Всецело , – ответила Мадлен. – Но не сразу.
И тогда отец Луи сказал, как бы подводя итог и побуждая Мадлен продолжать свой рассказ:
– Таким образом, эти мужчина и женщина, священник и монахиня, оба, можно сказать, обладали определенной властью, дарованной смертным, и они ненавидели друг друга.
– Конечно, как мужчина он был более могуществен .
– Да, это так, – согласился священник. – Вернее, было так, – скривив губы, добавил он, чтобы напомнить своей подруге-суккубу, да и себе заодно, что все упомянутые персоны умерли двести лет назад, – нам не следует об этом забывать.
Мадлен, не желая терять нить повествования, сказала, что они прибыли в А*** поздно, по сути, лишь после того, как узнали о здешних «неприятностях».
Давно существовавшая напряженность в отношениях между отцом-исповедником и матерью-настоятельницей вылилась в конфликт, который, впрочем, по мнению Мадлен, не имел большого значения.
Монахиня открыто и публично отказалась выполнять распоряжение священника, за что столь же открыто и публично была подвергнута бичеванию, в дополнение к чему ей было велено поститься шесть дней.
После этого священник прожил всего лишь месяц.
– Расскажи сначала о сестрах, – подсказал отец Луи. – О кровных сестрах священника.
– Да, конечно , – сказала Мадлен. Обернувшись ко мне, она продолжила рассказ: – Три младшие сестры отца Бортона были монахинями и находились под покровительством сестры Сент-Коломб. Их звали, насколько я помню, сестра Мария, сестра Гумберта и сестра Одиль .
– Совершенно верно, – подтвердил священник. – Все эти девушки были благочестивы и уродливы… просто безобразны. Без всякого сомнения, три самые уродливые женщины, каких я только знал.
– Ты… – пробормотала я, – ты, инкуб, – в монастыре среди монахинь?..
– Именно так.
Я расхрабрилась настолько, что спросила:
– Так это мать-настоятельница убила отца-исповедника?
– Ты забегаешь вперед… Нет, она его не убивала. – И священник замолчал, как бы передавая слово Мадлен. Немного поколебавшись, она сказала:
– Причиной его смерти стало самоубийство. Как и у меня.
– О! – отозвалась я. – Теперь понимаю.
– Он наложил на себя руки по неизвестным причинам, – сказал отец Луи, – по крайней мере, нам они были неизвестны. Это случилось как раз накануне нашего появления в А***.
– Да, священник исчез за несколько дней до этого. Через два дня его начали искать.
И конечно, в поисках приняли участие мать-настоятельница и сестры священника. Разбившись по трое, монахини обследовали деревню и окрестные леса. Сестра Сент-Коломб попала в одну группу с некоей послушницей и Марией, младшей сестрой священника.
На второй день поисков, ближе к вечеру, сестра Сент-Коломб со своими спутницами продиралась сквозь густые лесные заросли. Моля небеса, чтобы священник исчез навсегда, сбежал по какой-нибудь причине, она то и дело нагибалась, чтобы пробраться сквозь кустарник. Ежевика и чертополох цеплялись за грубую ткань ее рясы, царапали руки и лицо. Отец Луи полагал, что она, возможно, произносила при этом слова решительно… нехристианские.
– И когда она выбралась из этого кустарника на лесную поляну и наконец разогнулась, ее ударил по затылку, как она в первое мгновение предположила, обломок сухой ветки. Но это был обломок совсем иного рода – нога мертвеца! – Отец Луи рассмеялся, смех его был долгим и продолжительным. – Священник-самоубийца висел на старом дубе!
– И тут мать-настоятельница закричала , – добавила Мадлен.
– Еще бы не закричать! – воскликнул отец Луи. – А послушница и сестра Мария выбежали на поляну вслед за матерью-настоятельницей, истерично рыдавшей под начавшим разлагаться трупом, который все еще раскачивался после того, как она его задела головой. Они тоже пронзительно закричали, и вскоре все участники поисков заполнили поляну, вопя от страха, не сводя глаз с тучного, багрового, разлагающегося трупа, который…
– Луи, пожалуйста, будь посдержаннее.
Не обращая внимания на Мадлен, отец Луи продолжал:
– Все это довольно легко представить, не так ли? Пылкие молитвы, монахини, падающие без чувств…
Мадлен сказала, что все это они узнали на суде.
– На суде? – переспросила я.
– Именно так. Все, о чем мы расскажем тебе, только подтвердит, как ты была права, осуждая подобные публичные разбирательства… Но то, что случилось в А***, было вовсе не так просто.
– Да, не так просто все там было, – сказал священник, лукаво посмеиваясь. – К нашему появлению в А*** события приняли весьма интересный оборот. – Быстрый, как луч света, он вдруг скрылся с глаз, чтобы положить второе полено, уже охваченное пламенем, на первое. Когда я все это осознала, он уже вновь сидел рядом с Мадлен.
– Итак , – возобновила свой рассказ Мадлен, – услышав о том, что тело священника найдено, мы отправились в А***, чтобы посмотреть …
– Постой! Вернись назад в лес! – воскликнул взволнованный отец Луи. – Расскажи, что случилось сразу же после того, как было найдено тело.
– Когда труп был обнаружен тремя женщинами – матерью-настоятельницей, послушницей и сестрой Марией, – последняя, впавшая в особенно сильный приступ истерии, стала кричать сестре Сент-Коломб: «Ведьма! Это твоих рук дело! Ты убила его!» Послушница тоже принялась кричать, и, когда все монахини и жители деревни, участвовавшие в поисках, связанные друг с другом верой или знакомством, собрались на поляне, они увидели сестру Сент-Коломб, стоящую под раскачивающимся трупом, и двух других монахинь, указывающих на нее и вопящих: «Ведьма! Ведьма!»… Да, это было зрелище!
Я прервала смех призраков, спросив: