Я встала и, преодолев боль в том месте, где ногу мою охватывали кандалы, – боль, которую я на какое-то мгновение приняла было за крысиный укус, – потянулась за ближайшей ко мне книгой:
«Фокусы и различные случаи мошенничества, к коим прибегают католические попы и экзорцисты, – по описаниям, найденным в „Истории демонов“, составленной Пудуном и Лувье». Что-то я никогда не замечала на полках такой книги. Очень уж необычная пища для умов обитательниц С***, хоть она и должна иметь отношение к ордену урсулинок, а стало быть, является частью его истории. Но я хорошо знала все библиотеки в монастыре, включая собрание матери-настоятельницы… прежней матери-настоятельницы, и могла поклясться, что этой книги там не было. Весьма странно. Сама же книга выглядела еще более странно. Переплет из красного сафьяна – слишком роскошный, слишком вызывающий для монастырской библиотеки. Я раскрыла книгу, и уже на фронтисписе передо мной предстал тот же знак, что я видела на серебряных столовых приборах и на тарелке: большая буква «S» и сидящая в ней жаба. Интересно, кто мог пометить эти фолианты столь странным экслибрисом? А кроме того, кто бы… тут я наклонила страницу так, чтобы на нее получше падал свет, – кто смог бы нарисовать от руки и раскрасить его на каждом из, по-видимому, очень многих томов? Работа весьма тонкая, ничуть не хуже, чем на тех средневековых манускриптах, которые в прежние времена так любовно переписывали и украшали монахи.
Еще одно название: «Malleus Maleficarum». [25] Я эту книгу знала и раньше, авторы ее были доминиканцами, и на протяжении двух столетий книга сия служила руководством для всех охотников за ведьмами – и лютеран, и кальвинистов, и католиков. Бумага была ветхая, углы потерлись и обтрепались. Опять красный сафьян и опять затейливый узор с буквой «S». Одна загадка следовала за другой. Я отставила подальше в сторону то немногое, что осталось от трапезы, и придвинула книги поближе. На каждом изящно переплетенном томе имелись буква «S» и непременная жаба. Заглавия, написанные на самых разных языках, были примерно следующие.
«Процесс в графстве Эссекс, обличивший трех пользующихся печальной известностью ведьм и завершившийся их полным признанием, а также справедливым приговором суда».
«Histoire du convent de Saint-Louis de Louviers». [26]
«Дело главы дома Даррелов, или Руководство по защите от сделанных в суде, но тем не менее считающихся непозволительными заявлений, имеющих целью добиться требуемых показаний».
«Proces verbal fait pour delivrer une fille possedee par le malin esprit a Louviers». [27]
«De Divinatione et Magicus Praestigis». [28]
«Правдивое повествование о печальных и горестных огорчениях, доставленных Сатаной семи джентльменам из Ланкашира, а также Вильяму Саммерсу из Ноттингема».
«Ritualis Romani Documenta de Exorcizandis Obsessis a Daemonio». [29]
Были там и другие монографии, все относящиеся ко временам костров инквизиции, когда предполагаемых ведьм посылали на казнь тысячами и даже десятками тысяч.
Я придвинула подсвечник поближе, выпила вина, отчего почувствовала себя гораздо лучше, устроилась поудобней на стуле – насколько это, конечно, было возможно – и, взяв книгу, приступила к чтению. (Книги на немецком я сложила в стопку и отодвинула в сторону. Ведь ночь эта, как-никак, сулила стать в моей жизни последней.) Я ощущала приятное опьянение, которое все нарастало. И свое долгожданное спасение я нашла в нем .
Просмотрев книгу, я потянулась за следующей; беря книги рассеянно одну за другой, я силилась объяснить себе то, чему только что стала свидетельницей, а стало быть, понять вещи, не поддающиеся рациональному истолкованию. Загадочные тома, помеченные знаком «S», уговаривала я себя, просто взяты из какой-то неизвестной мне библиотеки – может быть, находящейся в деревне; а что касается… Но я вовсе не желала слишком долго ломать голову над этими тайнами, предпочитая оставаться в границах возможного, вероятного, цепляясь за них. Несмотря ни на что.
Фолианты… самые что ни есть реальные… Я трогала пальцами их похожие один на другой переплеты, прикасалась к золотому тиснению. И мне казалось, что они мне знакомы , хотя я никогда не видела их прежде.
Книги эти отличались от всех встречавшихся мне ранее. Они лежали передо мной, и казалось, они желают о чем-то сказать. Не могу объяснить, почему у меня возникло такое чувство, но я каким-то образом знала , какое место мне следует прочесть внимательнее, какое лишь пробежать глазами, где нужно остановиться и вникнуть в смысл написанного. Я отдавала себе отчет, что понимаю то, что в действительности стоит за сказанным, за буквальным значением слов и фраз. Словно передо мной было два текста: тот, который я читаю, и другой, истинный, открывающий мне тайное знание. Так что когда я читала писания какого-нибудь имярека, то уже заведомо знала , что он обманщик и плут, хотя ничто в его биографии не предполагало таких о нем сведений. Когда я читала отчет о процессе, я всегда знала, кто лжет, а кто говорит правду. Это было настолько понятно , что казалось, будто правда написана между строк красными чернилами.
Это знание , как ни странно, все ширилось, овладевало мною – я уже не просто чувствовала, а слышала его. О да, я, похоже, могла слышать подлинные голоса ведьм, отвечавших на вопросы судей. Их голоса звучали во мне, словно эхо написанных и напечатанных слов. Но это не испугало меня. Наоборот. Я обрадовалась тем голосам, я была рада им с того момента, как они зазвучали. А что еще более странно, я понимала языки, которым никогда не училась и даже не слышала, как на них разговаривают. Например, португальский и провансальский. Я вошла в эти книги, жила в них. И в то же время училась.
Я прочла в них о Бенедикте Карпзове, саксонском судье, жившем в семнадцатом веке и подписавшем двадцать пять тысяч смертных приговоров.
И о Мари-Катрин Кадире, которую осудили в Тулоне как ведьму в 1731 году, то есть менее ста лет назад! Должно быть, некоторые из живущих в С*** селян до сих пор ее помнят. Без сомнения, они слышали рассказы о ней еще детьми, на коленях у взрослых, верили в них, а затем сами передавали их своим малышам.
В библиотеке посветлело – оказывается, среднее окно было теперь открыто гораздо шире, чем прежде. Если его распахнул ветер, то, значит, я этого не заметила? В комнате становилось холодно, и все-таки я не чувствовала себя замерзшей. Однако, вдыхая всей грудью пропитанный солью воздух, я вдруг ощутила жажду; мне захотелось выпить согревающего вина, и это вино каким-то образом вернуло меня к чтению книг.