Подобное фиаско ожидало Лену еще на нескольких предприятиях. Как только девушка произносила волшебные слова «Бондаренко» и «Борисовна», у работодателей моментально исчезали не только вакансии, но и штатные расписания. Понимая, что ни в одну солидную организацию ей, скорее всего, не устроиться, девушка подалась туда, куда ее тянуло больше всего. К детям.
Не претендуя на высокие регалии, Лена с радостью восприняла свою первую профессию и приступила к работе в совсем не взрослой, но ответственной организации – в детском саду. О величине оклада в семьдесят пять рублей девушка особо не задумывалась. Главное, что она нашла работу. Устроившись няней, Лена стала не только любимицей коллектива, но и детей. Однако радостное настроение быстро растворилось в огромном вале жизненных проблем, ставших на ее пути.
Одной из главных проблем, конечно же, стала финансовая. Получив первый аванс, целых сорок рублей, Лена решилась на отчаянный шаг. Окончательно отрезав от себя прошлое, она переехала на съемную квартиру и начала новую самостоятельную жизнь. Но, когда через несколько дней ей пришлось заплатить за квартиру, девушка немного загрустила. В кошельке оставалась десятка, а в просторной кухонной тумбочке – полбатона черствого позавчерашнего хлеба. Аппетитная банка сгущенного молока была стратегически отодвинута в дальний угол. Эта сгущенка предназначалась для Гриши.
Собирая деньги для поездки в Фергану, Лена отчаянно экономила. Питаясь тем, что перепадало в садике, она берегла каждую копейку. Благо в советские времена о детях думали не так уж плохо. Солидной порции макарон и нескольких тефтелек ей вполне хватало, чтобы дотянуть до зарплаты. Особо не изощряясь, по утрам вместо ароматного бразильского кофе она наслаждалась кисловатым напитком «Курземе», а аппетитное шоколадное масло, не раздумывая, заменила желтым, приторным на вкус маргарином.
Вдыхая дурманящий воздух свободы, девушка отчаянно гнала воспоминания о французских булочках и абрикосовом варенье. Главное, что теперь никто не стоял на пути к ее счастью. Все свое свободное время она посвящала Грише и его родным. Быстро подружившись с Гришиной мамой, она постепенно, проявив терпение, нашла общий язык и с его сестрой. Да и по-другому быть теперь не могло. Уезжая, Гриша им сказал, что Лена – его будущая жена. Узнав друг друга получше, они стали самыми близкими и родными людьми.
Ведя затворнический образ жизни, девушка старательно избегала любопытных подруг. Сердобольные и участливые, они желали не столько помочь, сколько узнать подробности. Но Лена оказалась не по возрасту мудра. Выносить сор из избы она не хотела. Лучшей подружкой для нее стала подушка. Да и создавать проблемы родителям она тоже не хотела.
Однако проблемы у Бориса Евгеньевича все же начались. Весть о том, что из семьи директора крупнейшего машиностроительного завода, кандидата в члены политбюро, ушла дочь, быстро долетела до ЦК. Моральный облик строителя коммунизма был явно подпорчен. Вопрос о повышении в должности завис в воздухе. Карьера Бондаренко начала медленно трещать. Но, к счастью Бориса Евгеньевича, трещала не только карьера.
Медленно, но уверенно трещала страна.
Пролетело два месяца. В город пришла осень. Тихая, нежная, грустная. Плавно кружа, на землю опускались пожелтевшие листья. Земля покрылась ярким багряно-желтым ковром. Перестав заигрывать с ветром, оголенные верхушки деревьев стыдливо замолчали. Теплые солнечные дни сменились густыми туманами и затяжными дождями. Природа засыпала.
Лену разбудила помпезная мелодия гимна, гремящая из динамика: «Говорит Москва! Доброе утро, дорогие товарищи! Московское время – шесть часов! – весело приветствовала диктор. – Сегодня 19 сентября…»
– Еще бы напомнила, что восемьдесят седьмого года, – буркнула девушка и лениво потянулась. Немного прищурившись, посмотрела в окно и потерла кулаками глаза.
Больше всего на свете ей хотелось сейчас спать. Как раньше: прижать к груди мягкого плюшевого медвежонка, закутаться в легкое пуховое одеяло и сладко закрыть глаза. Закрыть глаза и, ни о чем не думая, спать, спать, спать. Пока из кухни не донесется аромат свежих хрустящих булочек и ни с чем не сравнимый запах заварного молотого кофе.
Лена закрыла глаза, пытаясь почувствовать пьянящий аромат своего детства. Но запах булочек почему-то не приходил.
– Все! – выкрикнула она и, опустив ноги на пол, резко скинула с себя одеяло. – Подъем!
«Начинаем утреннюю гимнастику!» – продолжала вещать диктор.
– Начинаем! – подхватила разговор девушка и, надев тапки, бодро побежала в ванную.
Повесив душ на торчащий в стене гвоздь, она решительно шагнула под струю обжигающей ледяной прохлады.
– Ой, ой, ой! – взвизгнула Лена и быстро отпрянула назад.
Так начиналось каждое ее утро.
Бодрая, веселая, розовощекая, девушка выбежала из подъезда. На секунду остановившись, посмотрела по сторонам.
Старый дворик, маленький, окруженный со всех сторон домами, казался серым и неухоженным. Везде валялись груды мусора и битые кирпичи. Поломанные скамейки, вытоптанные цветники. Возле входа в парадное – перевернутый мусорный бак и рваный матрац.
Тяжело вздохнув, Лена посмотрела на дом, который был как минимум ровесником Октябрьской революции.
Непонятного цвета, с облупившейся на стенах штукатуркой, дом выглядел неухоженным и очень обветшавшим. Четыре этажа здания украшали пафосные античные колонны с обвалившимися вензелями. Все балконы дома были завалены хламом, давно утратившим свою первоначальную ценность.
Весь этот бедлам украшали гирлянды разноцветного белья, от которого до одури несло хлоркой. Из открытых окон слышались детские крики и озорная песня Аллы Пугачевой, стук посуды и грубая мужская брань. Дом жил своей полноценной жизнью.
Опустив голову, Лена с грустью вышла на улицу.
До начала работы оставалось достаточно времени. Можно было спокойно подумать над тем, как быть дальше. Потому что решать свои проблемы она давно уже научилась сама. Нет, родители ее не забывали. Все это время они настойчиво просили, чтобы она вернулась домой. Сначала они ждали, думали, что она испугается трудностей, попросит прощения и придет сама. Затем стали просить, а позже – угрожать. Но Лена была непреклонна. Хотя в глубине души ей все-таки было их жаль. Однако простить предательство, поломанную жизнь парня она не могла.
Палладин-младший тоже не раз давал о себе знать. Наверное, он все-таки ее любил. Скромно и как-то по-своему. Несколько раз Владимир приходил к ней в университет. Приглашал погулять, сходить в кафе. А недавно, уже под вечер, Палладин пришел в детский сад. Бледный, поникший, хмурый. Правда, с огромным букетом роз. Волнуясь, Владимир просил у нее прощения. Все время твердил, что он во всем виноват. Говорил, что он трус и подлец. Лена поняла – он все знал. Но ей теперь было все равно.
Так она и жила. Скромно, но достойно. Одиноко, но в любви. С радостью ходила на работу, иногда засиживаясь там до позднего вечера. Получала и отправляла письма. И ждала. Верно, преданно, терпеливо. И, что бы в ее жизни ни происходило, она все делала ради одного-единственного человека – Григория.