— Я в вашей благотворительности не нуждаюсь. Адмирал ударил себя кулаком по колену.
— До чего же ты упрям, ослиная твоя башка!
Несколько секунд мужчины молча смотрели друг на друга, а потом Хьюстон снова заговорил, но теперь и лицо, и голос его смягчились.
— Ты помнишь Этель? — спросил он.
Джек кивнул. Этель была женой адмирала, с которой он прожил тридцать лет. За год до трагедии с «Атлантисом» она умерла от рака яичников. Родная мать Джека скончалась, когда ему было всего три года, и Этель заменила ее Джеку во многих отношениях.
— За день до того, как впасть в кому, Этель велела мне присматривать за тобой.
Джек поднял на собеседника удивленный взгляд. Адмирал смотрел в сторону, но Джек заметил, что на его глазах блеснули слезы.
— Не знаю уж, что она такого в тебе углядела, Джек, но не позволь мне нарушить слово, данное умирающей. Я предоставил тебе достаточно времени, чтобы ты смог оправиться от того, что произошло на «Атлантисе». Но теперь — хватит.
— Чего вы от меня хотите?
Хьюстон встретился с Джеком взглядом.
— Ты слишком долго прятался. Теперь я хочу, чтобы ты вылез из моря.
Джек ошеломленно молчал.
— Именно поэтому я нанял тебя, а не только из-за твоей ныряющей жестянки. Пора вернуться в реальный мир.
— Военно-морские силы, по-вашему, это реальный мир? — фыркнул Джек.
— Близко к тому. Мы, по крайней мере, время от времени заходим в порт.
Джек покачал головой.
— Послушайте, я ценю вашу заботу обо мне, честное слово, но мне уже почти сорок лет, и я не ребенок, чтобы со мной нянчиться. Верите вы этому или нет, но я вполне доволен своей теперешней жизнью.
Его бывший командир вздохнул и воздел руки, словно сдаваясь на милость победителя.
— Ты еще тот фрукт, Джек, — сказал он и поднялся из кресла. — Совещание скоро начнется. Я надеюсь, ты осознаешь важность того, что нам предстоит сделать?
Джек кивнул, также вставая.
— Разумеется. Ведь это борт номер один.
— Дело не только в президенте, Джек. Президентов нам приходилось терять и раньше. Но никогда это не происходило во время глобальных катастроф, когда весь мир оказывается на грани хаоса. Несмотря на то что многие осуждают внешнюю политику Соединенных Штатов, в периоды кризисов они ждут, что именно мы возьмем на себя роль лидера. А сейчас мы оказались обезглавлены, что называется, без руля и без ветрил.
— Но ведь есть вице-президент, Лоренс Нейф!
— Хорошо еще, что ты хотя бы знаешь, как зовут вице-президента, — невесело пошутил Хьюстон, однако его брови тут же сошлись в суровую линию. — В Вашингтоне с замиранием сердца ждут ответов. Прежде чем Нейф может быть приведен к присяге, мы должны до мелочей выяснить судьбу президента Бишопа. Уже поползли слухи. Одни винят в его предполагаемой гибели террористов — арабских, российских, китайских, сербских. Даже Ирландскую республиканскую армию. Другие заявляют, что это мистификация, третьи связывают это с убийством Джей Эф Кей. [7] — Адмирал покачал головой. — Можешь себе такое представить? Черт знает что, да и только! Чтобы восстановить порядок, нам нужны четкие ответы. Нам нужно тело президента, чтобы похоронить его со всеми полагающимися почестями. Вот для чего мы здесь. Никогда еще Джек не видел Марка Хьюстона в таком волнении.
— Я помогу, чем смогу, — искренне пообещал он. — Только скажите, что нужно делать.
— Ничего другого я от тебя и не ожидал! — просиял адмирал и, прежде чем Джек успел отстраниться, крепко обнял его. — И знаешь, Джек, хочешь — верь, хочешь — нет, а я действительно чертовски рад снова видеть тебя!
От этих объятий Джек окаменел, утратив способность двигаться. Хьюстон расцепил руки и направился к двери.
— Мне нужно закончить кое-какие дела, но ты не стесняйся, наваливайся на сэндвичи. И настоятельно рекомендую этот яичный салат. Он — из настоящих яиц, а не из всякого порошкового дерьма.
Прежде чем дверь за ним закрылась, адмирал устало улыбнулся Джеку.
Оставшись один, Джек снова упал в кресло и вытер вспотевшие ладони о штаны. Серьезность ситуации стала давить на него. Впервые за последние десять лет он почувствовал, что взгляды всего мира вновь устремлены в его сторону.
Три часа спустя Джек вновь оказался на борту «Фатома», хотя и ненадолго. Натянув синий глубоководный костюм «Норсман», он забрался в кабину «Наутилуса-2000» и привычно скорчился на пилотском кресле. Устроившись поудобнее, он прицепил к мочке уха датчик биосенсора и укрепил микрофон. Затем они вместе с Лизой, находившейся в рубке «Фатома», проверили системы жизнеобеспечения.
Чарли находился на обшивке «Наутилуса», простукивая поверхность и проверяя швы, а Роберт в маске и с трубкой осматривал лодку, находясь в воде. Джек не хотел рисковать.
— Проверяйте все дважды! — покрикивал он на своих помощников.
Чарли подполз к открытому куполу кабины. В его глазах читалась неподдельная тревога.
— Ты уверен, что это необходимо, друг? — спросил он. — Это ведь огромная глубина. Так глубоко ты на этой девочке еще ни разу не опускался.
— Она рассчитана на такую глубину.
— На бумаге — может быть, но мы живем в реальной жизни. А океан умеет удивлять. Он может быть настоящей сволочью.
Джек поднял глаза на геолога с Ямайки.
— Я опускаюсь, Чарли.
— Ладно, друг, это будут твои похороны.
Джек протянул руку и дружески потрепал геолога по затылку. Затем Чарли опустил прозрачный купол и закрепил его. Сделав это, он показал Джеку поднятые кверху большие пальцы и спрыгнул в воду, присоединившись к уже плескавшемуся там биологу, а Джек продолжил проверку систем «Наутилуса».
Вокруг «Фатома» широким полукругом стали собираться другие поисковые суда, в воздухе стрекотал винтами «Морской рыцарь».
На связь вышла Лиза.
— Все готово, Джек. Можешь начинать погружение. — Она, как ни старалась, не могла скрыть волнения.
— Проверка закончена, — сухо доложил он. — Начинаю погружение.
Джек запустил ускорители, и субмарина едва заметно завибрировала. После этого он принял балласт, и «Наутилус» стал медленно погружаться. Морская вода плавно поднималась по колпаку и наконец сомкнулась над головой Джека. Несколько секунд он боролся с легким приступом клаустрофобии. Джек знал, что это — нормальная реакция организма, не желающего тонуть. Такое происходило со всеми ныряльщиками с древних времен. Он стал глубоко дышать, и, когда лодка погрузилась глубже, неприятное ощущение ушло. Ему предстоял долгий путь.
Шестьсот метров. Больше четверти мили.