— Ты боишься меня… — В голосе Марии прозвучали упрек и горечь.
— Еще как боюсь… — Глеб сделал над собой усилие и засмеялся. — Первый раз в жизни попал под суд. Я всегда сторонился работников правоохранительных органов, а тут в качестве главного судьи выступает моя… кгм!.. — Глеб запнулся, не зная, как правильно назвать Марию. — Моя добрая подружка.
— Я уже стала подружкой… — Мария-Мариетта встала, подошла к Глебу вплотную и взяла его за руки. — Господи, но почему, почему?! Почему я не могу любить, как все, и быть любимой! Неужели в твоей душе нет ко мне ни капельки любви?
— Не знаю, — честно признался Глеб. — А врать тебе не хочу… не могу. Я еще никого не любил… и мне это чувство незнакомо. Прости… Да, я ощущаю к тебе очень большое притяжение, которого раньше никогда не испытывал. Может, это и есть любовь? Но меня что-то пугает… не знаю, что именно. Возможно, твой сан Хранительницы. Или не очень приятная для меня перспектива расстаться с холостяцким образом жизни. Наконец, распрощаться с работой в «поле», без которой я просто не мыслю свою жизнь. Ведь женатому человеку непросто вырваться из семьи в археологическую экспедицию. Это три-четыре месяца (а нередко и дольше) вне дома…
— Спасибо за откровенность. — Мария взяла себя в руки и вернулась в кресло. — Что ж, карты брошены, наши дальнейшие судьбы определены. Ты уходишь, а я остаюсь. Это мой долг, мой жребий. Здесь я родилась, здесь и умру. Садись, ЗВАНЫЙ… выпьем на дорожку. — Она наполнила из чеканного серебряного кувшина два кубка и протянула один из них Глебу; он взял его с невольной дрожью. — Пей, не бойся, вино не отравлено… — Ее улыбка была, как горькая полынь.
Глеб сглотнул ком, который неожиданно образовался в горле, и сердито ответил:
— А мне все равно.
Он осушил довольно вместительный кубок двумя богатырскими глотками.
— Еще? — спросила Мария.
— Давай…
Второй кубок был лишним. Глебу вдруг захотелось упасть перед Марией-Мариеттой на колени и разрыдаться. Он сдержал этот порыв лишь огромным усилием воли. Вместо этого Глеб набрался нахальства и спросил:
— Скажи, что в ларце? И откуда произрастает ваша община? Я не могу понять — вы какая-то секта или староверы? А может, язычники? Извини, но я в какой-то мере ученый, историк, и мне это интересно знать. — И тут же, спохватившись, не сболтнул ли он лишнее, Глеб добавил: — Если это большая тайна, то лучше ничего не говори.
— Почему же, я расскажу, — ответила Мария. — Тебе можно. Ведь ты ЗВАНЫЙ. И хоть тебе не хочется это признать, хотя мы и не венчаны, все равно ты мой муж. Первый и единственный. Отец моего будущего ребенка. Нет, нет, я на тебя не в претензии! Так должно было случиться. Я это знала. Мы слишком разные люди. Мое место здесь. Это моя судьба, мое призвание — служить до скончания века Священному Огню. А ты человек современный, городской, в нашей глуши ты просто зачахнешь.
— Наверное, ты права…
— Вот. А что касается ларца и Священного Огня… — Мария встала, пошла в дальний угол помещения и проделала какие-то манипуляции. («Там находится тайник», — сообразил Глеб.) Раздался скрип, в полу отодвинулась плита, и из отверстия появился ларец. Мария взяла его в руки, поставила на туалетный столик и открыла.
— Гляди, — сказала она. — Вот наша тайна.
В ларце стояла статуэтка в виде бронзовой руки с двумя перстами. Мария-Мариетта нажала потайную кнопку, статуэтка, оказавшаяся футляром, раскрылась, и Глеб увидел внутри ее большой металлический анк, который засиял, словно огромный бриллиант.
— Это чудо… — сказал он заплетающимся языком; Глеб, большой специалист по древностям, вдруг понял, что перед ним совершенно уникальный артефакт, который пришел в Жмань из немыслимой глубины веков.
Анк был словно сплетен из тонких металлических нитей. И они светились. Похоже, для изготовления анка применялись нанотехнологии, но кто и когда их применял? Какой народ в древности мог обладать такими огромными познаниями в науке, которая лишь в двадцать первом веке получила свое развитие?
«Какое открытие! — подумал Глеб. — Предъяви я этот крест научным кругам, мое имя сразу же впишут в анналы истории. Эх, если бы это было возможно! Мать моя женщина…»
— Да, чудо, — согласилась девушка. — Это ВЕЧНЫЙ ХРАНИТЕЛЬ земли Русской. Мы не знаем, что это и откуда, но этот Крест хранит нас и Россию, а мы охраняем его.
— Россию?.. — На лице Глеба проступило недоверие. — Это как же?
— Когда ты дрался с Донатом — не забыл? — что тебе дало силы победить его?
— Не совсем уверен… но предполагаю, что крест, твой подарок. Хотя мне совершенно непонятно, как это может быть…
— Нет, крест я тебе еще не подарила. Просто дала временно попользоваться. Так вот, Большой Крест, который мы называем Священным Огнем, дает силу России выстоять в любых невзгодах и напастях.
— Постой… помнится, отец мне рассказывал, что бабу Глашу (извини — Глафиру Миновну) — в сорок первом видели под Москвой. Значит, она действительно там была?
— Да. Главная Мать — так мы ее иногда называли — привезла Священный Огонь как раз накануне решающей битвы под Москвой. Итог этого сражения всем известен. Она выезжала на фронт еще три или четыре раза. За ней присылали специальный транспортный самолет, который сопровождали истребители. Но эти предосторожности были излишними. Священный Огонь нельзя уничтожить.
— В это трудно поверить… но факт, как говорится, налицо. А как вышло, что Большой Крест оказался в Жмани и почему вы считаете себя хранителями?
— Во время правления Анны Леопольдовны сюда из Петербурга бежали наши предки — уж не знаю, по какой причине; об этом в наших преданиях нет ни слова. Они и привезли в Жмань Священный Огонь. Правда, тогда на месте деревни был всего лишь скит. Должна тебе сказать, что все мы тут долгожители. Священный Огонь продлевает жизнь. Глафира Миновна, Антип — это второе поколение Первосвященников, бежавших из Петербурга.
Глеб вспомнил, когда правила Анна Леопольдовна, прикинул в уме, сколько может быть лет Антипу, и с удивлением сказал:
— Ничего себе… — Он ни на йоту не сомневался, что Мария говорит правду. — А почему тогда Глафира Миновна умерла раньше времени? Ведь твой отец жив и пока вполне здоров.
— Потому что Главная Мать тратила свои силы и здоровье на Служение Священному Огню. А это очень непросто. Она обучала меня, я знаю об этом не понаслышке.
— Еще один вопрос: почему тебя зовут Мариеттой, а Доната — Донне?
— Отец Виктора был французом. Его звали Фанфан. Он дружил с моим дедом Антипом. Поэтому в наших семьях давным-давно образовалась традиция — знать французский язык. Я, как и Донат, говорю и читаю по-французски. Ты не думай, что все мы здесь темные, необразованные. Отнюдь. Наши дети учатся всему тому, что преподают в школах. И даже больше.
— Только дальнейшее обучение в институтах и университетах им заказано…