Приунывшие было депутаты снова воспрянули духом. Делоне задумчиво кивал, а Жюльен спросил напрямик, имеет ли гражданин Моро кого-нибудь на примете. Гражданин Моро с некоторым сомнением назвал Робеспьера, фактического лидера Горы, чья звезда быстро всходила к зениту на революционном небосклоне.
Делоне рассмеялся, причем смех его прозвучал несколько пренебрежительно.
– Morbleu! [233] Если бы нам удалось привлечь на свою сторону Робеспьера, нам действительно нечего было бы бояться. Но Робеспьер! Друг мой, вы не знаете этого человека. Он боится денег. Его не напрасно прозвали Неподкупным. Я иногда сомневаюсь, нормален ли он. Вот уж поистине тщеславие в человеческом обличье! Его занимает только власть. К ней он будет стремиться любой ценой, даже ценой собственной жизни. Но во всем прочем он сама невинность. Если я расскажу ему, каким образом он может разбогатеть, он почти наверняка обвинит меня в казнокрадстве перед Революционным трибуналом и отправит на гильотину. Нет-нет, друг мой. Робеспьер нам не подходит.
– Тогда позовем Дантона, – предложил Жюльен. – Никто не решится утверждать, что его репутация безупречна в том, что касается денежных вопросов. Мне говорили, он становится крупным землевладельцем. Лично я нисколько не сомневаюсь, что он и его дружок Фабр запустили руку в государственную казну.
Но Андре-Луи отверг обе названные кандидатуры:
– Они уже запятнаны, а следовательно, уязвимы. Вам же, граждане, нужен союзник с безупречной репутацией, особенно когда речь идет о деньгах. Потому-то я и назвал Робеспьера…
Делоне нетерпеливо попытался перебить его:
– Но Робеспьер…
Андре-Луи поднял руку, призывая к вниманию.
– Вы убедили меня, что Робеспьер не подходит для наших целей. Но посмотрите на него моими глазами. Ни один из вас не был членом Учредительного собрания, где мне довелось представлять Ансени. Я помню депутата третьего сословия от Арраса еще по тем дням: ничем не примечательный маленький педант, который напускал на себя важный вид. Ему нечасто дозволяли обращаться к Собранию, и почти всякий раз он нагонял на депутатов сон. Сам по себе Робеспьер никогда бы ничего не достиг. Самоуверенный, надменный, бестактный и скучный, он не мог бы вызвать у народа ничего, кроме утомления. Полагаю, вы со мной согласны.
Депутаты совершенно бесстрастно выслушали эту уничижительную характеристику, хотя она относилась к человеку, который после падения жирондистов быстро выдвигался в Конвенте на первое место. Андре-Луи продолжал:
– Он достиг своего нынешнего положения стараниями своих друзей. Сен-Жюст [234] видит в нем бога или по меньшей мере верховного жреца того божества, которому желает поклоняться. Именно его красноречие скрадывает косноязычие Робеспьера, который использует Сен-Жюста в качестве рупора собственных идей. Другой поклонник Неподкупного – Кутон. [235] Третий – Базир. [236] И наконец, Шабо. Вот столпы, на которых держится Робеспьер. Среди них и нужно искать союзника. Если вдруг начнутся неприятности, Робеспьер непременно встанет на защиту своих приверженцев. Ведь даже он, при всем своем тщеславии, не может не понимать, кому обязан своим положением.
Доводы Андре-Луи убедили депутатов, и они принялись перебирать названные кандидатуры. Первым, кто занимал их мысли, конечно, был Сен-Жюст. Но к этому ужасному человеку трудно было подступиться. Принимая во внимание его близость к Робеспьеру, они имели основания предполагать, что он разделяет страх Неподкупного перед деньгами. Следующим обсудили Кутона, калеку с великолепной головой и бездействующими ногами. Оба депутата сошлись во мнении, что он – едва ли подходящий объект для подкупа. Базира обсуждали долго, и, вероятно, на нем бы и остановили выбор, если бы Андре-Луи, который точно знал, чего хочет, не назвал Франсуа Шабо. Отрекшийся от обетов капуцин со скандальным прошлым был до такой степени привержен двум страстям – деньгам и женщинам, что, по мнению Делоне, только природная трусость удерживала его в рамках приличий.
– Искушение, следовательно, должно быть достаточно сильным, чтобы перевесить его страхи, – заявил Андре-Луи.
К этому времени маски были сброшены, и они разговаривали с предельной откровенностью. Андре-Луи с мягкой настойчивостью продолжал убеждать депутатов:
– Шабо стоит усилий. Его высоко ценят в партии Горы. Еще выше ценит его народ. Всем известен его ревностный патриотизм, доходящий до фанатизма. Именно он разоблачил Австрийский комитет, которого, как всем известно, вообще никогда не существовало. Его обличения помогли опрокинуть Жиронду. Если не считать Марата, сегодня нет другого общественного деятеля, перед которым так благоговела бы чернь. И поскольку Шабо, как и Робеспьер, пользуется любовью толпы, он станет для нас бесценным союзником. Против него никто не осмелится поднять голос, потому что на его стороне народ. Привлеките Шабо к деловым операциям, связанным со спекуляцией эмигрантскими поместьями или охватывающим более широкое поле деятельности, и вы сможете участвовать в них, не страшась никаких обвинений. Ведь главный обвинитель будет на вашей стороне. Разумеется, можно заодно привлечь и Базира. Но не жалейте никаких усилий, чтобы уговорить Франсуа Шабо.
В итоге собравшиеся решили, что Делоне и Жюльен в ближайшем будущем привезут Шабо на обед в Шаронну, чтобы Андре-Луи мог опутать депутата коварной сетью, которую он старательно готовил для всех них.
Сгоравший от нетерпения Делоне не мог вынести долгой отсрочки, и поэтому поездка в Шаронну была назначена на ближайшее декади – республиканское воскресенье по недавно принятому революционному календарю, согласно которому неделя состояла из десяти дней, месяц – из трех недель, а год – из десяти месяцев. Итак, через три дня после встречи в доме Бенуа оба депутата и банкир отправились в Шаронну, прихватив с собой стойкого приверженца Горы Франсуа Шабо, который представлял в Национальном конвенте департамент Луар-и-Шер.
Они обедали вшестером, седьмой была гражданка Гранмезон, исполнявшая почетную роль хозяйки. Ла Гиш, Руссель и другие помощники барона решили временно держаться в тени. Стол накрыли в саду под лаймовыми деревьями, источавшими на ярком июньском солнце пряный аромат. Де Бац устроил настоящий пир с богатым выбором вин, которым депутаты от души воздавали должное.