– Ах, morbleu! Какая дьявольская неосмотрительность! – пробормотал он себе под нос.
Андре-Луи улыбнулся.
– Не тревожьтесь, Сенар. – И он выложил на стол секретаря свой мандат агента.
– Что это? – Сенар изумленно уставился на документ. – Опять работа Русселя?
– Ну вот! Неужели вы считаете нас такими недотепами? Зачем же совершать подлог, если его так просто обнаружить? Вам следовало бы узнать эти подписи: Амар, Кайо, Севестр. Кроме того, среди ваших бумаг должно быть подтверждение от этого учреждения.
Сенар рассмотрел мандат внимательнее и вернул его владельцу. Выражение лица секретаря стало еще более хмурым.
– Но тогда… Я не понимаю.
– Мой дорогой Сенар, неужто вы никогда не встречали человека, работающего на два лагеря? – Андре-Луи пристально и многозначительно посмотрел на секретаря, который и сам получал деньги от обеих сторон.
– Ясно. То есть я хотел сказать, я в полной темноте. В каком качестве вы явились сюда сейчас?
– В качестве агента комитета, разумеется. Я пришел исполнить свой долг. Сделать одно разоблачение. Муниципальный офицер по имени Бурландо, прикрепленный к секции Лепелетье, берет взятки. Я позволил ему считать меня агентом некой иностранной державы, а он принял от меня деньги и согласился держать язык за зубами.
– Тут требуются доказательства, – заметил Сенар.
– Их нетрудно будет получить. Полчаса назад я заплатил негодяю триста луидоров ассигнациями. Если ваши агенты поторопятся, они найдут деньги у него в кармане. При его доходах он не сумеет объяснить, каким образом смог честно получить такую сумму.
Сенар задумчиво кивнул.
– Представьте доклад в письменном виде, и я немедленно отдам соответствующий приказ.
Через час муниципальный офицер Бурландо в сопровождении двух солдат Национальной гвардии предстал перед председателем своей секции, дабы объясниться по поводу найденных у него трехсот луидоров. Когда бедняга понял, в какую нехитрую западню его заманили, он взревел от ярости как безумный, но ничего не сказал, дабы не быть обвиненным в чем-то худшем. Ему пришлось выслушать прочувствованную речь председателя о гражданской добродетели, о необходимости чистоты в рядах служителей закона и о чудовищности мздоимства, заслуживающего самой суровой кары. Потом несчастного отвели в Бисетр дожидаться суда, который с неизбежностью должен был отправить его на гильотину. Пачку ассигнаций передали Сенару, и Комитет общественной безопасности вернул ее своему агенту Андре-Луи Моро вместе с теплыми словами благодарности за искусное разоблачение негодяя, опорочившего пост, который ему доверила нация.
– Вы по-прежнему думаете, что Бурландо нас еще побеспокоит? – спросил Андре-Луи де Баца.
Барон покачал головой, глядя на него.
– Временами вы меня просто пугаете, Андре.
– К этому я не стремлюсь. Лучше распорядитесь мной так, чтобы я пугал других.
В тот же вечер они взялись за дело. Им предстояло запугать братьев Фрей.
Известная красотка госпожа де Сент-Амарант и ее еще более прелестная дочь [243] и на втором году революции по-прежнему украшали собой знаменитый игорный дом под названием «Пятьдесят». Былое великолепие этого заведения для избранных слегка потускнело, но оно все еще оставалось самым популярным в окрестностях Пале-Рояля, и доступ туда, как и прежде, можно было получить только по рекомендации.
Туда и отправился тем вечером барон де Бац в сопровождении Андре-Луи. Они надеялись отыскать Проли, который, по слухам, был там частым гостем. В этом заведении барона хорошо знали, и потому его двери с готовностью распахнулись перед гасконцем и его спутником.
В залах, обставленных тяжелой резной мебелью, некогда роскошной, но теперь несколько поистершейся, было довольно людно. Несколько лет назад публика в этом заведении сплошь состояла из элегантных, напудренных, хорошо воспитанных господ, которых теперь осталось здесь совсем немного. Гораздо чаще попадались грубые и вульгарные искатели – и искательницы – удовольствий, которым революция с ее доктринами равенства открыла двери всех увеселительных заведений. Де Бац оглядел игроков, сидевших за карточными столами, и прошел в следующую залу, где играли в рулетку и где посетителей было еще больше. Там он не без труда отыскал за одним из столов светловолосого и светлокожего Проли. Друзьям повезло: за стулом Проли стоял Юний Фрей, смуглый крепыш тридцати с небольшим лет, одетый с истинно республиканской простотой.
Де Бац указал на них своему спутнику и собрался было подвести его к ним, но в это мгновение стройная молодая женщина в лилово-розовом платье с серебристой отделкой отвернулась от стола и неожиданно столкнулась лицом к лицу с Андре-Луи. Ее ярко-синие глаза изумленно распахнулись, хмурая складка на лбу разгладилась. Хорошенькое личико мгновенно преобразилось, прелестные губы раскрылись в улыбке, обнажив крепкие белые зубы.
– Скарамуш! – воскликнула она и в следующее мгновение, повинуясь бездумному порыву, повисла у Андре-Луи на шее и расцеловала его на глазах у изумленной публики.
– Коломбина! – Андре-Луи испытал не меньшее потрясение.
Перед ним стояла его бывшая подруга по сцене, Коломбина из труппы Бине. Эту труппу Андре-Луи некогда привел к успеху и процветанию, а потом навлек на нее страшные бедствия.
Рядом с ними тут же возникла тяжелая фигура Делоне, который тихо обратился к Андре-Луи:
– Вы, оказывается, уже имели счастье познакомиться с гражданкой Декуан?
После нескольких слов объяснения настороженность депутата растаяла. Он убедился, что ему не угрожает соперничество в борьбе за благосклонность женщины, ради которой Делоне готов был продать свою страну и рискнуть собственной головой.
– Итак, – сказал Андре-Луи, – вы теперь знамениты, счастливица Декуан!
– Злополучная Декуан, – ответила она с горькой улыбкой. – Я только что потеряла сто луидоров.
– Вы чересчур увлекаетесь игрой, – пожурил ее Делоне.
– Возможно. Но мне нужны деньги, а не упреки, мой друг. Одолжите мне сто луидоров, Делоне.
Круглое лицо депутата, казалось, округлилось еще больше. Глаза под черными бровями стали тревожными.
– Помилуйте! У меня нет таких денег, крошка моя.
– Тогда пятьдесят. Я должна вернуть то, что проиграла. Вы не можете отказать мне в такой малости!