– Погодите, крикун! Сначала выслушайте, о чем идет речь. Возможно, это придется вам по душе. Если нет, я не стану настаивать. Я предлагаю вам повидать графа Прованского. Он сейчас, должно быть, в Турине, под гостеприимным кровом своего тестя, короля Сардинии. Расскажите ему о том, что здесь произошло, о том, как мы едва не одержали победу, которая могла бы привести его на трон. А потом расскажите, каким образом эта победа обернулась поражением и почему.
Предложение застигло Андре-Луи врасплох.
– Но с какой целью?
– У этой истории есть мораль. Возможно, она послужит ему предостережением. Может быть, поразмыслив над ней, он сведет знакомство с честью. Пусть он узнает, что безответственное пренебрежение ею стоило ему много больше, чем потеря Тулона. Вдруг это сделает его более достойным положения главы французского королевского дома? Кто знает, возможно, когда-нибудь он будет занимать его не только по праву рождения, но и благодаря своим личным качествам. Можете передать ему, что вас прислал я. Еще скажите, что я остаюсь в Париже лишь потому, что верю: этот горький урок не пройдет для него даром. – Барон помолчал, и его темные проницательные глаза вспыхнули, когда он обратил их на своего спутника. – Так вы поедете?
На осунувшемся лице Андре-Луи появилась улыбка, исполненная бесконечной горечи.
– Вы неисправимый оптимист, но я все равно поеду, Жан.
Тем, кто любит анализировать ход событий и хитросплетения обстоятельств, из которых складываются узоры человеческих судеб, возможно, будет интересно поразмышлять о том, чем закончилась бы история Андре-Луи Моро, если бы не последнее поручение барона де Баца. В сохранившихся бумагах Андре-Луи нет ни единого намека, позволяющего предположить, как могла бы повернуться его судьба.
Нет там и каких-либо подробностей о его поездке в Турин. Принимая во внимание, что вся французская граница от Бельгии до Средиземного моря в то время представляла собой сплошной военный лагерь, Андре-Луи должен был столкнуться с немалыми трудностями при ее пересечении. Этот вывод косвенно подтверждается тем, что в столицу Сардинского королевства он приехал лишь в начале апреля. Как раз в это время сторонники Робеспьера, судьбу которых он еще недавно держал в руках, одержали победу над своими соперниками и стали полновластными хозяевами Франции. Большая голова Дантона скатилась в корзину палача, а Робеспьер при поддержке своих приспешников Сен-Жюста и Кутона основал грозный триумвират, власть которого была абсолютнее власти любого монарха. Никогда еще реставрация монархии не казалась столь далекой.
Турин, первоначальная цель путешествия Андре-Луи Моро, оказался лишь остановкой в пути. Там Андре-Луи узнал, что граф Прованский не нашел надежного пристанища при дворе трусоватого тестя и после долгих унизительных просьб вымолил разрешение обосноваться в Венецианской республике, а именно в Вероне. Это разрешение было получено в результате переговоров, которые вели от имени регента Россия и Испания, взявшие на себя обязательство обеспечить его в скором времени постоянным политическим убежищем.
Его высочество получил приглашение «самой мирной республики» на довольно жестких условиях. Он обязался не предпринимать действий, которые ставили бы под сомнение ее строгий нейтралитет. Принятый им титул регента там не признавался, и, более того, ему отказывали в почестях, обычно воздаваемых особам королевской крови.
Подчинившись этим требованиям, принц принял титул графа Лилльского и поселился в летней резиденции патрицианского семейства Гаццола, близ капуцинского монастыря в предместье Вероны. Это была простая, скромная вилла, утопавшая в жасмине и клематисах.
Его маленький двор остался почти неизменным со времен Хамма. Его по-прежнему составляли граф д’Аваре, граф д’Антрег, двое секретарей, одним из которых был граф де Плугастель, врач господин Колон и четверо слуг. Прочие придворные, последовавшие за принцем в изгнание, поселились в городских гостиницах. Здесь, как и в Вестфалии, принц испытывал острую нужду в средствах, отчего ему приходилось вести весьма умеренный образ жизни – обстоятельство отнюдь не радостное для человека, так любившего пиры и увеселения.
Получив в Турине эти сведения, Андре-Луи снова отправился в путь. Дорога пролегала через Пьемонт и плодородные равнины Ломбардии, которые весна уже покрыла роскошными зелеными коврами. Наконец в один из апрельских дней он прибыл в прекрасный древний город и, запыленный, утомленный продолжительной скачкой, спешился во внутреннем дворике гостиницы «Две башни», располагавшейся на Пьяцца-деи-Синьори.
Едва Андре-Луи ступил наземь и передал конюху поводья, из дверей гостиницы вышла на прогулку дама в длинной бордовой накидке и черной широкополой шляпе. Увидев Моро, она пошатнулась и замерла как вкопанная у крыльца.
Андре-Луи тотчас узнал госпожу де Плугастель, несмотря на то что лицо ее побледнело, рот приоткрылся, глаза расширились, а брови взлетели вверх. Трудно было определить, чего в этом лице выразилось больше – изумления или страха.
Для Андре-Луи эта встреча тоже оказалась неожиданной, но не слишком его удивила. Присутствие в городе госпожи де Плугастель было вполне естественным, и он собирался увидеться с нею перед отъездом.
Он снял шляпу и, пробормотав «сударыня», низко поклонился. В ту же минуту графиня вышла из оцепенения, промчалась мимо хозяина гостиницы и вцепилась в приезжего обеими руками.
– Андре-Луи! – воскликнула она с радостью, к которой примешивалось недоверие. – Андре-Луи! Это ты!
Неподдельная нежность в голосе графини тронула Моро, но, испугавшись, что она сейчас расплачется, он ответил подчеркнуто спокойным, ровным голосом:
– Я, сударыня. Кажется, мой приезд – большая неожиданность для вас.
– Неожиданность? Ты сказал – неожиданность? О господи! – Она как будто не знала, плакать ей или смеяться. – Откуда? Откуда ты взялся?
– Из Франции, разумеется.
– Разумеется! Боже мой! Восстал из могилы, а говорит: «Из Франции, разумеется»!
Тут настал черед Андре-Луи онеметь от изумления. Графиня взяла его под руку.
– Пойдем, – сказала она и едва ли не силком потащила его внутрь. Хозяин гостиницы в недоумении пожал плечами и заявил конюху, что все французы не в своем уме.
Графиня провела Андре-Луи по темному коридору с неровным полом в просто обставленную, но довольно просторную гостиную. На каменном полу лежал потертый коврик. Потолок был разрисован грубыми фресками, изображавшими цветы и фрукты. Скудную мебель темного ореха украшала незатейливая резьба. Высокие окна, увитые буйной растительностью, выходили в залитый солнцем сад.
Моро остановился в центре комнаты, чувствуя себя неловко под жадным, бесконечно счастливым взглядом госпожи де Плугастель. В следующее мгновение она, к немалому смущению Андре, заключила его в объятия. Графиня нежно целовала его, повторяя его имя, пока он, уже не на шутку встревоженный, не призвал ее к благоразумию: