Но губы его скривились от боли, а правый рукав тонкой батистовой рубашки был весь в крови.
Д’Ормессон, человек опытный в подобных делах, вынул льняной платок, быстро разорвал его и перебинтовал рану.
Андре-Луи продолжал стоять как одурманенный, пока Ле Шапелье не тронул его за руку. Он очнулся от задумчивости, вздохнул и, отвернувшись, принялся одеваться. Больше он ни разу не взглянул в сторону противника и сразу же ушел.
Когда в сопровождении Ле Шапелье он молча, в подавленном настроении шел к въезду в Булонский лес, где они оставили свой экипаж, их обогнала коляска с Латур д’Азиром и его секундантом. Эта коляска подъехала к самому месту поединка. Раненая рука маркиза была на импровизированной перевязи, сделанной из портупеи его спутника. Если бы не пустой правый рукав небесно-голубого камзола и не бледность, маркиз выглядел бы как обычно.
Теперь вы понимаете, как случилось, что он вернулся первым; и, увидев его целым и невредимым, обе дамы решили, что оправдались их худшие опасения.
Госпожа де Плугастель попыталась закричать, но голос не слушался ее. Она попыталась открыть дверцу кареты, но пальцы не могли справиться с ручкой. А между тем коляска медленно удалялась, и мрачный, пристальный взгляд прекрасных глаз маркиза встретился с ее взглядом, полным муки. Господин д’Ормессон, так же как маркиз, поклонившийся графине, выпрямился и показал на пустой рукав спутника. Камзол, застегнутый на одну пуговицу у горла, приоткрылся справа, и стали видны рука на перевязи и окровавленный батистовый рукав.
Даже теперь госпожа де Плугастель не решалась сделать очевидный вывод – что маркиз, раненный сам, мог нанести противнику смертельную рану.
Наконец она вновь обрела голос и тотчас же приказала остановить коляску.
Господин д’Ормессон вышел из коляски и встретился с госпожой де Плугастель в узком пространстве между двумя экипажами.
– Где господин Моро? – Этим вопросом она удивила его.
– Несомненно, сударыня, он не спеша едет следом за нами.
– Он не ранен?
– К сожалению, это он… – начал господин д’Ормессон, но его решительно перебил господин де Латур д’Азир:
– Графиня, интерес, проявленный вами к господину Моро…
Он остановился, заметив, что она смотрит на него с едва уловимым вызовом. Однако его фраза и не нуждалась в продолжении.
Возникла неловкая пауза. Затем графиня взглянула на господина д’Ормессона, и ее поведение изменилось. Она попыталась объяснить, почему ее интересует господин Моро:
– Со мной мадемуазель де Керкадью. Бедное дитя в обмороке.
Больше она ничего не сказала, так как ее сдерживало присутствие господина д’Ормессона.
В тревоге за мадемуазель де Керкадью господин де Латур д’Азир вскочил, несмотря на рану.
– Я не в состоянии оказать помощь, сударыня, – сказал он с виноватой улыбкой, – но…
Невзирая на протесты д’Ормессона, маркиз с его помощью вышел из коляски, затем она отъехала, чтобы освободить дорогу для экипажа, приближавшегося со стороны Булонского леса.
Таким образом, получилось так, что, когда кабриолет через несколько минут поравнялся с двумя экипажами, Андре-Луи увидел очень трогательную сцену. Привстав, чтобы получше все рассмотреть, он увидел Алину, в полуобморочном состоянии сидевшую на подножке экипажа. Госпожа де Плугастель поддерживала ее, маркиз де Латур д’Азир в тревоге склонился над девушкой, а за ним стояли господин д’Ормессон и лакей графини.
Госпожа де Плугастель заметила Андре-Луи, когда он проезжал мимо. Ее лицо просияло, и ему даже показалось, что она собирается окликнуть его. Чтобы избежать неловкости, которую вызвала бы встреча с бывшим противником, он предупредил ее, холодно поклонившись, – сцена, которую он наблюдал, еще усилила его холодность – и сел на место, упорно глядя вперед.
Могло ли что-нибудь сильнее утвердить его в убеждении, что Алина умоляла его отказаться от дуэли из-за господина де Латур д’Азира? Он собственными глазами увидел даму, охваченную волнением при виде крови милого друга, и милого друга, воскрешающего ее заверениями, что рана неопасна. Позже, много позже, он будет проклинать собственную глупость. Пожалуй, он слишком суров к себе, ибо как еще можно было истолковать подобную сцену?
Прежние подозрения превратились в твердую уверенность. Алина была с ним неискренней, отрицая свои чувства к господину де Латур д’Азиру, но женщины скрытны в такого рода делах. Не мог он винить ее и за то, что она не устояла перед редкими достоинствами такого человека, как маркиз, – ибо при всей своей враждебности он не мог отказать этому человеку в привлекательности.
– Боже мой! – воскликнул он вслух. – Какие страдания я бы ей принес, убив его!
Будь она с ним искренней, она бы легко добилась, чтобы он исполнил ее просьбу. Если бы она сказала, что любит маркиза, он бы сразу сдался.
Андре-Луи тяжело вздохнул и прошептал молитву, прося прощения у тени Вильморена.
– Возможно, к лучшему, что мой удар не попал в цель, – промолвил он.
– Что вы имеете в виду? – удивился Ле Шапелье.
– Что я должен оставить всякую надежду когда-либо вернуться к этому делу.
Господин де Латур д’Азир больше не появлялся в Манеже, и никто не видел его в Париже все месяцы, пока в Национальном собрании заседали, чтобы закончить работу над конституцией Франции. Хотя рана была незначительной, его гордость была смертельно ранена.
Ходили слухи, что он эмигрировал, но это была часть правды. Вся правда заключалась в том, что он присоединился к группе знатных путешественников, сновавших между Тюильри и штаб-квартирой эмигрантов в Кобленце. Иными словами, он стал одним из тайных агентов королевы, которые в конце концов должны были погубить монархию.
Однако время еще не пришло. Пока что роялисты продолжали считать сторонников нововведений фиглярами и смеялись над ними. Смеясь, они издавали свою веселую газету «Деяния апостолов» в Пале-Рояле.
Господин де Латур д’Азир нанес один визит в Медон. Его хорошо принял господин де Керкадью – ведь они не были в ссоре. Однако Алина не вышла из комнаты, непоколебимая в своем решении никогда не принимать маркиза. На это решение никоим образом не повлияло то, что Андре-Луи не пострадал в поединке. Она предложила себя маркизу за определенную цену, на которую намекнула, а тот отказался купить. Унижение, которое Алина каждый раз испытывала, вспоминая об этом, исключало всякую возможность новой встречи с маркизом.
Это неизменное решение Алины передал ему господин де Керкадью, и, понимая, как глубоко она оскорблена, Латур д’Азир удалился и никогда больше не возвращался в Медон.
Что касается Андре-Луи, то, не имея оснований надеяться, что крестный отступится от слова, данного в письме, он смирился и больше не появлялся в доме господина де Керкадью. Правда, в ту зиму он дважды видел крестного и Алину: первый раз – в Деревянной галерее в Пале-Рояле, причем они издали обменялись поклонами, а второй раз – в ложе Французского театра, где они не заметили его. Алину он увидел еще раз в начале весны – она была в ложе театра вместе с госпожой де Плугастель и снова не заметила его.