«Однако я заметил кое-что еще: его красивые руки производили жесты без малейшей дрожи и выдавали фальшь дрожавшего голоса. Его жесты казались произвольными, потому что он всегда принимал удобную позу для каждого жеста еще до того, как он начинал его делать. Перед ним лежали часы, на которые он порой исподтишка поглядывал, и я понял, что он следит за временем. Короче говоря, передо мной был актер, который точно знал, что он будет делать в каждый момент, и точно рассчитывал заранее эффект каждого произнесенного слова и каждого жеста… Я чувствовал, что Геббельс защищал бы коммунизм, монархию и даже демократию с тем же фанатизмом, если бы его идол Гитлер решил бы поддержать что-либо из них».
Вскоре Лохнер узнал о том, как резкие перемены в своих политических ориентациях отразились в исключительной способности этого блестящего демагога и циничного политика убедительно доказывать правоту совершенно противоположных идейно-политических взглядов. Знакомый Лохнеру нацист рассказал о своем посещении собрания, на котором «Геббельс забавлял присутствующих тем, что произносил речи, призывая то реставрировать монархию, то восстановить Веймарскую республику, то установить коммунизм в Германском рейхе, то укреплять дело национал-социализма». «Я уверяю вас, – заявлял очевидец, – что в конце каждой речи я готов был поддержать каждое дело, за которое выступал Геббельс. У него были мощные и убедительные аргументы за каждую из этих форм правления».
Лохнер верно отметил характерную черту Геббельса. Этот непревзойденный демагог ловко имитировал самозабвенную страсть, но никогда не отдавался сам этой страсти. Эрудиция и способность к аналитическому мышлению сочетались у Геббельса с презрением к тем, кому он адресовал свои страстные речи и статьи. Однако он умело скрывал свои подлинные чувства под личиной казалось бы неконтролируемых эмоций.
Через три дня после митинга 11 февраля 1927 г. в нацистскую организацию Берлина подали заявления 2600 человек с просьбой принять их в партию. Одновременно около 500 человек попросило принять их в штурмовики. Никто не сомневался, что главной причиной такого притока в НСДАП и СА стало выступление Геббельса.
Быстрый рост рядов нацистов и штурмовиков, их нападения на коммунистов и социал-демократов привели к запрету НСДАП в Берлине. Геббельсу было запрещено выступать на всей территории Пруссии. Он был вызван в полицию. Тогда Геббельс стал возрождать нацистские ячейки под видом спортивных клубов с невинными названиями: «У тихого озера», «Чудесный желудь», «Перелетные птицы 27-го года».
Одновременно обострились его отношения с братьями Штрассерами. В то время как братья выпускали свою ежедневную газету «Берлинер абендцайтунг», Геббельс стал издавать свою еженедельную газету «Ангрифф» («Штурм»). Порой распространители геббельсовской «Ангрифф» избивали распространителей штрассеровской газеты. Геббельс уверял братьев, что эти избиения – дело рук коммунистов.
Работая над газетой, Геббельс не утруждал себя поиском материалов. Рисс утверждал, что Геббельс и его сотрудники «переписывали содержание коммунистической «Вельт ам абенд», адаптировали его под себя и обращались к рабочим. В четвертом номере Геббельс адресовал свои слова исключительно им и закончил следующим образом: «Мы настаиваем на запрете эксплуатации! Требуем создать германское государство рабочих!» Вся газета пестрела статьями в поддержку рабочих и против их хозяев: «Жилье немецким рабочим и солдатам!» «Мы бросаем вызов нашим капиталистическим палачам!».
В 1928 г. запрет на деятельность нацистской партии в Пруссии был отменен. Став после выборов 20 мая 1928 г. депутатом рейхстага, Геббельс заявил: «Мы идем в рейхстаг, чтобы в арсенале демократии вооружиться ее собственным оружием. Мы становимся депутатами, чтобы удушить веймарский дух с его же помощью. Если демократия настолько глупа, что предоставляет нам для этой медвежьей услуги бесплатные билеты на проезд и парламентские дотации, то это ее дело. Для нас годится любой способ, чтобы ниспровергнуть нынешнюю систему… Не думайте, что мы капитулируем перед парламентом! Мы приходим как враги! Мы приходим, как волк, который врывается в овечье стадо!»
Ораторские способности Геббельса и умелая организация им пропаганды были высоко оценены Гитлером. 9 января 1929 г. Геббельс был назначен руководителем нацистской пропаганды вместо Грегора Штрассера. Правда, последний получил пост руководителя организационным департаментом и стал вторым по значению лицом в партии после Гитлера.
В отделе пропаганды Геббельс создал особое подразделение, состоявшее из ораторов. Геббельс разработал порядок проведения митингов, которые открывались «парадом знаменосцев». Курт Рисс замечал: «В целом митинг превратился в ритуал, где знамена, музыка, специально отобранные люди и шествия служили декорациями и играли отведенные им роли». В своей лекции «Познание и пропаганда» Геббельс поучал: «Пропаганда есть не что иное, как предтеча организации. А когда появляется организация, она становится предтечей государства. Пропаганда есть средство к достижению цели».
Он подчеркивал: «Хороша та пропаганда, которая приводит к желательным результатам и наоборот. Не важно, насколько она занимательна, дело пропаганды не развлекать, а добиваться нужного эффекта… Поэтому такие аспекты, как излишняя грубость, жестокость, неразборчивость, глупость и несправедливость пропаганды, мы не будем рассматривать».
Видимо, руководствуясь этими принципами, точнее исходя из моральной беспринципности, Геббельс сумел превратить уголовное дело об убийстве сутенера Хорста Весселя своим конкурентом по бизнесу, другим сутенером Али Хеллером в событие, окруженное героическим ореолом. Хотя нацист Хорст Вессель одно время активно участвовал в уличных потасовках с социал-демократами и коммунистами, он задолго до своей гибели отошел от партийной деятельности. Однако Геббельс изобразил Весселя жертвой «красного террора». Геббельс писал в «Ангрифф»: «Штурмовики – это Хорст Вессель. Где бы ни была Германия, ты будешь с нами, Хорст Вессель!». На похороны Весселя Геббельс сумел собрать многотысячную толпу и выступил там с пламенной речью. В конце речи Геббельс выкрикнул, словно командир части на воинской проверке: «Хорст Вессель!?» В ответ он услыхал: «Здесь!» 16 стихотворных строк, написанных когда-то Весселем и опубликованных в «Ангриффе», были положены на старую мелодию. Эту «Песню Хорста Весселя» пели участники траурного собрания. Она стала партийным гимном, который постоянно исполнялся на всех нацистских мероприятиях.
Эта песня стала всё чаще звучать по мере роста популярности нацистской партии. На муниципальных выборах 17 ноября 1928 г. нацисты получили более 20 % мест в городском совете Берлина. Этот успех связывали с пропагандистской деятельностью Геббельса.
Начало экономического кризиса, разорение мелких предпринимателей, рост безработицы усиливали социальную и политическую напряженность в Германии. Росла популярность коммунистической партии Германии и одновременно – нацистской партии. Перед выборами в рейхстаг 14 сентября 1930 г. Геббельс развил бешеную активность. К. Рисс писал: «Геббельс разработал для своих ораторов по-военному четкий план мобилизации, чтобы они ни минуты не сидели без дела. Он организовал шесть тысяч митингов. Он натягивал гигантские тенты и собирал под ними десятки тысяч людей. Он устраивал сборища по вечерам на открытом воздухе при свете горящих факелов. Миллионы плакатов покрывали стены домов в городах. Вся нацистская пропаганда объединилась под его единым командованием. Он лично следил за тем, как журналисты освещают его митинги, и по утрам во всех нацистских газетах по всей стране появлялись репортажи-близнецы. Нераспроданный тираж раздавался бесплатно. Пятьдесят тысяч экземпляров нацистских газет превратились в полмиллиона».