О том, что опасения Риббентропа по поводу последствий нападения на СССР усугубились в первые же дни после начала войны, свидетельствует телеграмма, которую направил 28 июня 1941 года Риббентроп германскому послу в Токио генералу Югену Отту. Рейхсминистр приказывал, чтобы тот сделал всё возможное для того, чтобы Япония напала на СССР. А ведь до 22 июня 1941 г. Риббентроп рассуждал по-иному. В марте-апреле 1941 г. Гитлер и Риббентроп уговаривали министра иностранных дел Японии Мацуоку, чтобы тот подписал договор о нейтралитете с Советским Союзом. Тогда лидеры Третьего рейха были уверены в том, что они одержат победу над СССР без помощи Японии. Они хотели направить вооруженные силы Японии против Англии и США и не желали участия своего японского союзника в разделе одной шестой части земного шара. 29 марта Риббентроп заявил Мацуоке, что, если Германии придется ударить по СССР, то лучше будет, если «японская армия воздержится от нападения на Россию».
В своих воспоминаниях Риббентроп писал: «До германо-русской войны я думал прежде всего о том, что Япония возьмет Сингапур и тем самым нанесет Англии решающий удар. После же начала войны, летом 1941 г. я попытался склонить Японию к вступлению в войну против России и побудить ее отказаться от своих намерений в отношении Сингапура». Хотя Риббентроп поддерживал официальную позицию правительства, делая публичные заявления о скором поражении СССР, он продолжал бомбардировать своего посла в Токио, призывая его добиться вступления Японии в войну. Однако, видя те трудности, с которыми столкнулся вермахт в СССР, японское правительство не спешило присоединиться к антисоветскому походу.
9 июля Риббентроп принял японского посла в Берлине Осиму и заявил ему: «Сейчас возник вопрос величайшей важности в связи с необходимостью совместно вести войну. Если Япония чувствует себя достаточно сильной в военном отношении, может быть, именно сейчас наступил момент для нападения Японии на Россию. Он считает, что если Япония сейчас ударит по России, это вызовет моральное поражение России, во всяком случае, это ускорит крах ее теперешнего строя. Так или иначе, никогда больше Японии не представится такой удобный случай уничтожить раз и навсегда русского колосса в Восточной Азии».
10 июля Риббентроп направил в Токио новую телеграмму послу Отту, в которой говорилось: «Я прошу вас, примите все меры для того, чтобы настоять на скорейшем вступлении Японии в войну против России… Наша цель остается прежней: пожать руку Японии на Транссибирской железной дороге еще до начала зимы. После поражения России положение держав Оси будет таким прочным, что разгром Англии или полнейшее уничтожение Британских островов явится только вопросом времени».
14 июля Риббентроп вновь писал Отту в телеграмме: «Я пытаюсь всеми средствами добиться вступления Японии в войну против России в самое ближайшее время… Считаю, что, судя по военным приготовлениям, вступление Японии в войну в самое ближайшее время обеспечено».
По словам Риббентропа, Гитлер «серьезно упрекнул» его за телеграммы в Токио. Фюрер по-прежнему рассчитывал в одиночку справиться с Советским Союзом. Риббентроп обратил внимание Гитлера на ошибочность его расчетов, «когда исход битвы за Москву в военном отношении решили сибирские дивизии».
Впрочем, в начале битвы за Москву Риббентроп сам разделял оптимизм Гитлера. 25 ноября 1941 г. Риббентроп заявил в Берлине, что русские потерпели поражение, имеющее значение для исхода войны. Он уверял, что, ввиду недостатка обученных резервов и военных материалов, русские никогда уже не смогут оправиться.
Исходя из этого, рейхсминистерство иностранных дел во главе с Риббентропом приняло участие в разграблении оккупированных советских земель. В ходе допроса Риббентропа на Нюрнбергском процессе Р. А. Руденко предъявил ему показания Нормана Пауля Ферстера. В них говорилось: «В августе 1941 года я прибыл по указанному адресу в город Берлин и узнал, что я назначен в зондеркоманду СС министерства иностранных дел. Прежде в команде было 80–100 человек, а потом 300–400 человек личного состава. Позднее зондеркоманда была переименована в батальон особого назначения министерства иностранных дел. Бароном фон Кюнстбергом я был принят в помещении, принадлежавшем министерству иностранных дел, где была размещена зондеркоманда. Он мне разъяснил, что зондеркоманда создана по указанию министра иностранных дел Германии фон Риббентропа. По указанию фон Риббентропа, – говорил Кюнстберг, – наша зондеркоманда должна следовать на оккупированные территории с передовыми частями, с таким расчетом, чтобы сохранить культурные ценности (музеи, библиотеки, научно-исследовательские институты, картинные галереи и т. д.) от разгрома и уничтожения немецких солдат, с тем, чтобы затем все эти ценности реквизировать и вывезти в Германию…»
«…5 августа 1941 г. вечером в присутствии Ницше, Паульзена, Либера, Крадена, Роша… и других, фон Кюнсберг показал личный приказ фон Риббентропа основательно прочесывать в России все научные учреждения, институты, библиотеки, дворцы, перетрясти архивы, забирать все, что имеет определенную ценность…»
Оправдываясь, Риббентроп говорил: «Фон Кюнстберг является человеком, который вместе с некоторыми сотрудниками уже задолго до русской кампании получил поручение (речь шла тогда о Франции) – собирать важные документы, которые могут иметь значение для нас, реквизировать их». Не отрицая наличие такой зондеркоманды и приказа об установлении контроля над культурными ценностями, Риббентроп пытался уверить, будто он не отдавал приказа «направлять эти вещи в Германию». Тогда Р. А. Руденко предъявил ему письмо Геринга Розенбергу, в котором говорилось: «После долгих поисков я особенно приветствовал, когда, наконец, было избрано место для коллекций… В первую очередь, это относится к имперскому министру иностранных дел, направившему уже несколько месяцев назад циркуляр во все инстанции».
Ожидая скорой победы над Красной Армией, Риббентроп за две недели до начала советского контрнаступления под Москвой организовал церемонию вступления в Антикоминтерновский пакт новых членов. 25 ноября 1941 г. к нему присоединились Финляндия, Хорватия, Дания, Румыния, Словакия, Болгария, а также прояпонское марионеточное правительство Ван Цзинвэя, созданное на оккупированной японцами части Китая. Получалось, что число участников Антикоминтерновского пакта выросло более чем в 2 раза – с 6 до 13. На деле, одни участники Антикоминтерновского пакта представляли собой марионеточные режимы, установленные оккупантами, другие – сохраняли нейтралитет по отношению к СССР. Из 13 членов Антикоминтерновского пакта лишь семь объявили войну СССР.
Хотя Франко направил на советско-германский фронт «Голубую дивизию», Испания так и не объявила о своем участии в войне на стороне Германии, на чем постоянно настаивали руководители Третьего рейха. Попытки Германии добиться участия Турции в войне против СССР также не увенчались успехом. Даже болгарское правительство не решилось объявить войну СССР.
Поэтому летом 1942 года Риббентроп вновь возобновил давление на Токио, с целью добиться вовлечения Японии в войну против Советского Союза. Когда немецко-фашистские войска «подходили к Кавказу», Риббентроп «через посла Осиму снова указал Токио, что теперь наступил тот момент, когда Япония должна напасть на Россию, если она чувствует себя достаточно сильной для этого… Но и этот шаг не возымел никакого действия на Токио». В своих воспоминаниях Риббентроп сожалел, что «наши связи с Токио были и оставались не жестко закрепленными… Никакого военного сотрудничества Германии с Японией не существовало».