– Как бы они не выслали за нами погоню, господин Лив, – оглядываясь, опасливо промолвил юнга. Повернулся и тут же закричал:
– Шкот! Левый шкот трави-и-и!!!
Арцыбашев послушно отпустил веревочку. Томас уверенно сработал рулевым веслом. Парус хлопнул, но тут же уловил ветер, затрепетал, погнав баркас вдоль берега.
– Эй, эй, – беспокоясь, закричал Леонид. – Кажется, мы идем на юг. Но нам-то надо на север!
– Береговой ветер – норд-ост, – Томас перекричал шум волн. – Выйдем в море – пойдем галсами!
– А-а-а?
– Галсами, говорю, пойдем!
Над Ригой уже брезжил рассвет, окрашивая золотисто-алым шпили на церкви Святого Петра и колокольне собора, сверкая на петушках-флюгерах, отражаясь в окнах ратуши и почтенных бюргерских домов.
Кривой Антис, конечно же, выслал погоню – с полдюжины лодок. Не заморачиваясь галсами, рыбаки даже не ставили парусов – шли на веслах. Однако силушки у гребцов хватало, так что уже очень скоро посланные в погоню суденышки окружили баркас беглецов, словно стая волков затравленную косулю.
– Нам бы во-он тот мыс обогнуть, – прокричал юнга. – А там – море. Бог поможет – уйдем.
Арцыбашев молча кивнул и снова, повинуясь приказу более опытного в морском деле Томаса, потравил шкот. Позади громыхнул выстрел. Мушкет или вообще – аркебуза. Не попадут ни за что – качка. Так, пугают.
Однако погоня неумолимо приближалась. Уже совсем рассвело, и стали хорошо видны суровые лица рыбаков, протянутые к баркасу багры и глумливая ухмылка на лице Кривого Антиса. Вот сейчас… вот сейчас – зацепят…
– Шко-от, мать твою!!!! – юнга вдруг заорал, заругался, поспешно перекладывая руль. – Тяни! Тяни!
Леонид поспешно потянул, да чуть припоздал – вынырнув из-за мыса, баркас опасно накренился, едва не черпанув правым бортом воду.
– Левый трави, левый!!!
Вот тут Арцыбашев исполнил все в точности: баркас сразу выпрямился, поймал ветер и пошел вперед ходко-ходко, как пограничный катер, разрезая носом пенные волны. Странно, но позади никого не было. То ли отстали, то ли повернули обратно. И ясно почему: впереди вдруг возник корабль! Стройная шведская каравелла с тремя мачтами и высокой резной кормой, взяв часть парусов на рифы, медленно разворачивалась на одном блинде.
– Шведы! – ахнул Томас. – Вот и попались, господи… Зря бежали, господин Лив.
– Говорю же, называй меня проще – ваше величество, – Арцыбашев приосанился и, пробравшись вперед, к бушприту, помахал рукой.
С каравеллы отозвались выстрелом.
– Уай!!! – в ужасе закричал юнга. – Они нас сейчас разнесут! В щепки! Шкот, шкот трави…
– Нет, парень, – Леонид обернулся. Теперь уже командовал он. – Давай, спускай парус живо!
– Мы… мы сдаемся, господин…
– Ваше величество!
– О боже, и вы еще находите уместным шутить!
Стеная и ругаясь, Томас тем не менее опустил рей с парусом и вопросительно воззрился на своего странного компаньона:
– А теперь что?
– Теперь будем ждать, – невозмутимо отозвался король. – Они сами к нам подойдут.
– Шведы?
– Да какие, к чертям собачьим, шведы! Видишь – чей флаг на мачте?
– Желто-зеленый, ливонский… Но это же еще хуже! Ливонцы – наши враги.
– Тебе они не враги – точно!
– Может, броситься в море и поплыть? – со страхом поглядывая на приближающийся корабль, все больше беспокоился юнга. – Вы хорошо плаваете, господин Лив? Я – так отлично. Вода, правда, холодновата, но…
– Сиди! – парень уже пытался скинуть рубашку, но твердая рука короля решительно усадила его на банку-скамью. – Жди, я сказал. И помни – все наши беды кончились.
– Как сказать, господин Лив, как сказать…
Каравелла ткнулась в баркас бортом. Матросы спустили веревочный трап, и московский капитан-адмирал Карстен Роде лично приветствовал ливонского властелина:
– Наконец-то мы нашли вас, ваше величество! Добро пожаловать на борт.
– Ваше величество? – юнга очумело заморгал. – Как это…
– А это мой юный друг и помощник Томас, – с улыбкой представил Магнус. – Давай, Томас, лезь. И молись Господу!
– Молиться?
– Да! Все твои мечты исполнятся уже в самое ближайшее время.
Громыхнув для острастки пушками, каравелла Карстена Роде развернулась и галсами пошла на север, наискось пересекая Рижский залив и выходя к Эзелю, а затем – к Нарве. На мачтах гордо реяли золотисто-багряные московские стяги и желтые с зеленью вымпелы молодого ливонского короля. В каюте адмирала накрывали столы для славного пира.
Дьяк Разрядного приказа Андрей Щелкалов нынче ночью спал плохо. То мешали комары, то старые – от промоченных ног – хвори, а под утро еще и собаки разлаялись. Начали-то соседские, а потом и на своих хором лай перекинулся, верно бродил по близлежащим улицам кто-то чужой – может, пропившийся до креста пианица-ярыжка, а может – и лихие людишки шалили, промышляли зипуна. Не выспался дьяк и к себе в приказную избу явился в дурном духе: на всех кричал, шпынял кого ни попадя, а потом заперся у себя в горнице, обзываемой на заморский манер «кабинет», и, велев никого не пускать, пару часов вздремнул, после чего сразу подобрел да отправился в Архангельский собор на обедню, где имел беседу с самим государем.
Иван Васильевич хмурился, расспрашивал про ливонские дела, да и вообще – про крамолы, коих, после упразднения опричнины, надобно было искать вдвойне.
– Потому как обиженных ныне много, Ондрей, – перекрестившись на икону Михаила Архангела, наставительно молвил царь. – О том еще предок мой дальний, Август-кесарь, предупреждал.
Дьяк послушно закивал: эта блажь с происхождением от самого римского цезаря пришла в голову Иоанна не так уж и давно, да все никак не хотела выходить, а наоборот, ширилась. Коли уж Москва – третий Рим, а четвертому не бывати, так чем происхождение от императоров древних худо? Чай, Иван Васильевич – государь не со вчерашнего дня! Не так, как Юхан шведский – семейство их, Ваза, от водовозов происходит, то всем ведомо. Жигимонд польский тоже не природный властелин – выбранный, и даже подруга лучшая Лизавета Английская – и та как есть обычная – «пошлая» – девка, мужики торговые ею крутят, как собака хвостом. Иваном бы Васильевичем попробовали так покрутить. Шалишь! К ногтю всех, к ногтю.
Отменив год назад опричнину, государь не то чтобы присмирел, но стал куда спокойнее, благостнее, и вел себя так, словно только что выиграл большую войну. То ли с неверным народом, то ли с неверной страной. Не то, ах, не то досталось ему царство – вот он его и разгромил, да так, что недалеко от Москвы отъедешь – кругом мерзость да запустение.