Но такой круговорот имеет и свои положительные стороны, в последнее время значительно нивелированные. Как сквозь мелкие сита просеивались иногда гениальные ученые, писатели, музыканты, политики. Однако, сколько нужно времени и средств, чтобы не упустить гениев, по какой-либо причине затерявшихся в общей массе! Вершин достигают единицы, но кто может сказать, что они лучшие из лучших? Что происходит с оставшимися, с их невостребованными способностями? Представить невозможно, как сложится жизнь в обществе, например, поэта, чьи помыслы витают столь высоко, что не каждому дано постичь эти горизонты, скажем, на сложном и ответственном производстве? Или, наоборот, прирожденного руководителя, лидера с посредственными способностями в науке, жизнь бросает на руководство, предположим, института генетики? И тот и другой будут отличными тормозами, приносящими колоссальный вред.
Новая система, введенная в ряде стран, основанная на сборе данных о человеке, его поступках и постоянное сравнение их с данными, собранными за два-три поколения, позволяют снизить погрешность во многих областях. Но затраты на такой отбор столь велики, что такого рода тестирование производится только для наиболее важных направлений развития общества. В остальном – тот же хаос, не считая крупный частный бизнес, который, благодаря этой системе значительно повысил свой капитал.
Все эти размышления навевались на меня ветром новых познаний. Ранее я сталкивался, в основном, с техническими результатами, достигнутыми цивилизацией. Они были вокруг меня, их можно осмотреть, пощупать и если очень хочется, то можно попробовать их на вкус. Если их убрать – образуется пустота, которую, казалось бы, не заполнишь.
Окунувшись в так называемые «оккультные науки», я перешел в мир человека, его души, и понял, что здесь я не только новичок, но и совершенно чужой. Мне открывались такие вещи, о которых хотелось сказать – дикий бред. Но постепенно некая таинственность, исходящая от этой информации, захватывала мое сознание и я начал проникаться пока еще неосознанным доверием к ней. Я понимал, что обзоры составлялись людьми, не воспринимающими серьезно предмет их описания, но пока мне хватало и этого. Таким образом, я, находясь на государственной службе с важным заданием, погрузился в изучение своего «я». Анна помогала мне, чем только могла, несмотря на свою занятость. Руководство заняло позицию выжидания, не вмешиваясь в наши дела.
Время летело быстро, я научился перерабатывать информацию как хороший компьютер, но ее было очень много. Складывалось впечатление, что я не смогу ее переработать и за всю свою жизнь. Постепенно я начал замечать, что Анна устает и все с меньшим и меньшим энтузиазмом приступает к исследованиям. Время невидимого с Земли и видимого с орбиты Юпитера Хирона подходило к концу, а результатов не было. Точнее, результаты были, но чисто астрономические, для ее же работы – отрицательные. Как с сарказмом говорила Анна, материалов для докторской диссертации у нее достаточно, но это ее не радовало. Многие, предпочитающие держать синицу в руках, плясали бы от радости, но только не Анна. Кроме присказки моего дяди, который говорил, что если что-то делается не по твоему желанию, то так и должно быть, в голову мне не приходило.
В один из вечеров, большинство из которых я проводил у Анны, я попробовал снова включить свой логический механизм. Предпосылок было немного, и выбирать особенно было не из чего. Но попробовать все же можно. Итак, приступаем. Вернемся к самому началу. Исчезнувшие, по моему предположению, корабли с первого по седьмой. Это раз. Возвращенный «странным» способом восьмой корабль. Это два. Испортившая свою «репутацию» станция. Это три. Хирон, ведущий себя не по правилам. Это четыре. И отсутствие результатов наблюдений за Хироном. Это пять. Остальные факторы субъективны, пока их можно не рассматривать. Так и должно быть, снова подумал я и поморщился. Эта фраза меня уже начинала нервировать. Предположим, что я – это всесильные «они». Пока рассмотрим одну задачу с двумя неизвестными: передо мной располагается Солнечная система, в которой на одной из планет существует разумная жизнь. Жизнь достигла таких высот разума, что пытается выйти за пределы своей планетной системы. Абстрагируясь от причин, по которым их нельзя выпускать за эти самые пределы, придется это сделать. Какие у меня возможности? Прямо скажем, неограниченные, я могу двигать планеты, вызывать духов, управлять зомби и так далее. Что я не могу? Во-первых, я не могу рассекретить себя, это раз Что еще? Я не имею права убивать людей, правда, если они сами себя начнут лишать жизни, или убивать друг друга, то это их дело, на это можно закрыть глаза. Самое главное, чтобы не заподозрили меня.
Можно сказать, что девять попыток я уже отразил. Семь кораблей сбил с курса, восьмой отправил назад, автоматическую станцию опозорил. Что предпринимают люди? Они не унимаются. Отправили еще один корабль. Ничего, его обезвредим. Так, они изучают магию, хиромантию и так далее? Хорошо, это мне только на пользу. Изучают движение Хирона? Да пусть изучают, я его с места не трону больше!
Стоп ребята! Да вот же оно, на поверхности лежит! Я очнулся от своих глубоких размышлений.
– Анна, – закричал я, – я нашел!
– Генри, милый, что с тобой? Чего ты кричишь? – подскочила в кресле она, – успокойся и расскажи, что ты такое нашел. Ты ведешь себя, как Архимед, сидевший в ванне.
– Я понял… – начал я и осекся. Я вспомнил один момент в рассказе Альфреда и замолчал. Какую глупость едва не сморозил! Кретин!
А момент этот такой. Когда Альфред закодировал программу запрета, им пришлось зондировать его мозг, чтобы обнаружить код. Это значит, что все высказанное они знают, а вот то, что еще находится в моей голове, придется вытаскивать. А вот начинают они этот процесс, только если их не устраивают какие-то конкретные факты или действия. Это означает, что я должен молчать. До каких пор? И что толку в моих знаниях, если я ничего не могу рассказать! Замкнутый круг. Да и не только сказать, а и сделать тоже. У меня разболелась голова от напряжения.
Анна молча смотрела на меня, ожидая моих откровений.
– Извини, пожалуйста, но это полная ерунда, – начал изворачиваться я, а что прикажете делать? – не обращай внимания. Что-то голова болит, у тебя ничего успокаивающего нет? – попытался я перевести разговор в другое русло.
Анна внимательно посмотрела на меня и вышла. Не поверила, это точно. Надо придумать что-то, не хочется ее обижать. Но голова трещала и ничего придумать я не мог. Такая внезапная боль, очень больно. Зондируют, мелькнула мысль. Внутри меня похолодело. Я замер от ужаса. И боль прошла. Вот так сама взяла и прошла. Значит, так оно и было. За нами наблюдают. Хотя этого и следовало ожидать, но для меня это было слишком внезапно. Альфред рассказывал, что он потерял сознание, когда с ним это произошло. Я пока отделался лишь головной болью и обильным потом. Что они узнали, докопались ли до моих догадок? Это просто кошмар, какой я несдержанный. Сидел бы тихонько и размышлял на здоровье. Нет, захотелось сразу поделиться, идиот и хвастун. Только что же теперь мне делать? Сидеть и ждать последствий?
Вошла Анна, принесла стакан с жидкостью, по цвету не определимой, мутной и явно не аппетитной. Так как боль уже прошла, пить эту гадость не хотелось, но видимость придется создавать. Я взял стакан, принюхался и подумал, что совершаю подвиг, с тем и проглотил содержимое.