— Ты не русский? — спросила Агнесса Федоровна.
— Русский он, русский, — произнес Ухналев. — У него отец татарин, но это не самое главное. Он педагог по образованию и практической работе.
— И сколько сможет платить за комнату педагог? — спросила Агнесса Федоровна.
Корбалевича еще не было, когда они вернулись.
— Ну, — спросил Виктор Сергеевич, — на чем сошлись?
— Мы взяли тайм-аут, подумать, — ответил Ухналев и хотел добавить еще что-то, но тут раздался звонок домофона, и он пошел открывать двери.
Говорят первое впечатление от контакта самое сильное, и оно же самое верное.
Корбалевич в упор рассматривал Расима, а Расим — Корбалевича.
— Вот комната, там вам удобнее будет побеседовать, — сказал Ухналев, — проходите туда.
Корбалевич и Расим скрылись за дверью, а старики разведчики прошли на кухню.
Через два часа на кухню заглянул Корбалевич.
— Я записал все на диктофон, — сказал он, — будем думать, как обставить конспиративную квартиру техникой, чтобы все было под контролем.
— И наружку бы подключить, — деликатно заметил Ухналев.
— Нет оснований, — ответил Корбалевич.
— Да я не имею в виду Расима, я о сотрудниках резидентуры.
— То же самое. Пока не видны устремления и угрозы, нет оснований подключать весь комплекс средств.
— Ну, вам сверху виднее, — как-то уж примиренчески произнес Ухналев.
— Валерий Михайлович, — сказал ему Корбалевич, — я принес рукопись, где ее оставить?
— Да вот, на буфет положи, вечером я ее и посмотрю.
— И вот еще что, — сказал Корбалевич. — Если уж я взялся за работу, то работаю только я.
— Да, да, — согласились старики разведчики, — какой разговор? Но ты очень занят, и, если позволишь, мы бы взяли на себя миссию психологической подготовки «нашего друга». Как ты полагаешь, это ему не помешает?
— Не помешает, но без перебора, коллеги.
— Хорошо, — почти в один голос заявили друзья.
— А еще бы хорошо за ним понаблюдать, подстраховать в первое время, — сказал Виктор Сергеевич.
— И об этом подумаем…
Проводив Корбалевича, старики зашли в комнату, где их ждал Расим.
— Все в порядке? — спросил его Виктор Сергеевич. — Как тебе Леонид Андреевич?
— Нормально, — ответил Расим.
— Ну, пусть будет так, — отреагировал на это Ухналев. — Теперь мы с тобой побеседуем. Не возражаешь?
Расим неопределенно пожал плечами
И тут коллеги, нарушив некоторую договоренность с Корбалевичем, опросили Расима по всему кругу вопросов.
— Ну что ж — сказал Ухналев, когда Расим закончил свой рассказ, — держался ты, в общем, правильно, но есть некие сбои и уход от той линии, которая должна тобой строго соблюдаться, чтобы не допустить провала. Никогда не показывай вербовщику, что ты обижен на него. Этот способ манипуляции с вербовщиками не проходит. Он только настораживает их. А тебе лишняя настороженность не нужна. Понятно?
— Да, — ответил Расим.
— Ты должен понять, что попытка узнать круг твоих связей — это не только тест на расслабление.
— И что он дает, кроме этого? — поинтересовался Расим.
— Он дает очень многое. Все три группы или три списка, которые ты написал, не должны быть одинаковы. Именно по длине списка можно судить о твоей социальной и профессиональной направленности и твоих разведывательных возможностях.
— Но в этом есть и еще один существенный аспект, — сказал Виктор Сергеевич, — проверочный. В свое время в ШПД [28] уходили донесения о боях с оккупантами. Тогда не было специальных аналитических подразделений, но всегда у профессионалов вызывали сомнения соотношения потерь у противника и захваченных трофеев. То есть если в сводке говорилось у пятидесяти убитых, а захвачено десять автоматов, то тут было явное несоответствие…
— Слишком далекий пример, — произнес Ухналев.
— Валера, — сказал ему Виктор Сергеевич, — мы с тобой не на семинаре на Высших курсах, нет нам смысла бодаться друг с другом, мы решаем одну задачу, а не соревнуемся в точности и лаконичности.
— Согласен, — сказал Ухналев, — больше не буду. А теперь еще об одном. Расим, ты вел себя совсем не так, как раньше, это могло насторожить Эрдемира. Вот, например, в диалоге о профессоре и студенте.
— Точнее о том, кто умный, а кто дурак?
— Да, — подтвердил Ухналев, — при всем знании русского языка он для Эрдемира не родной, и он не может адекватно понимать поговорки. Он может понять их весьма упрощенно. Ты стал умный, — почему? А он стал дурак — почему? В общении с иностранцами нужно быть очень осторожным. Вот в пятидесятые, будучи за кордоном и чтобы не обнаружить знание русского, я ходил заниматься к одному знатоку нашего языка. Не буду называть его фамилию. Это был профессор, который всю жизнь посвятил себя изучению русского языка. Но мне, человеку русскому, было смешно слушать его речь. Он путал похожие по произношению слова. Например, вместо фразы «он — хороший семьянин», мог сказать: «он — хороший семенник». Приводя поговорку «на чужой каравай рот не развевай», он мог произнести слово каравай, как «кровать». И это было смешно, но смешно только для меня, все остальные этого не замечали.
— Кроме того, ты, по сути дела, стал задирать Эрдемира намеками, что экзамен — это разговор двух умных людей. Что тоже могло показаться странным, — сказал Виктор Сергеевич. — То есть ты вел себя так, словно у тебя появились некие покровители, которые сильнее Эрдемира, и это могло его насторожить.
— Особенно ярко это проявилось в споре о пантюркизме или турецком мессианстве, — добавил Ухналев. — Тебе бы признать его правоту, тем более, что он лучше тебя знает предмет практически. Он вырос в том регионе, он много раз и подолгу был в Турции. Здесь тебе надо было уж если не подыграть Эрдемиру, то признать факты, на которые он опирается. Ведь кемалистами действительно был отменен арабский алфавит и введена латиница.
— Понимаешь, — сказал Виктор Сергеевич, — здесь все, как и при вербовке. Вербовщик должен щадить патриотические установки вербуемого, но и вербуемый, если он фактически является подставой и желает способствовать развитию контакта, не должен травмировать вербовщика полным отрицанием его патриотических взглядов. Так что ты, брат, во многом повел себя весьма неосторожно. Постарайся сделать из этого выводы и не пугай вербовщика.
— И самое главное, — сказал Ухналев, — ты номер квартиры Агнессы Федоровны запомнил?
— Да.
— Сможешь при необходимости эту квартиру описать?
— Смогу.