Свидетельством того стал ряд хореографических постановок: «На Днепре» (1932), «Икар» (1935), «Александр Великий» (1937), «Давид триумфатор» (1937), «Жоан из Царисы» (1942), «Болеро» (1944), «Рыцарь и девушка» (1947) и другие.
О его реформаторских наклонностях говорят такие деяния.
Он задумал и поставил абсолютно новый, необычный балет, в котором отказался от оркестра с классической музыкой. Он заменил его только ударными инструментами, создававшими особый ритм для танца.
По его указанию в зале и ложах стали гасить традиционно горевшие лампы.
Это он сделал ради зрителя, которым свет мешал лицезреть в деталях действа танцоров. Заставил считаться с нормальным зрителем так называемых завсегдатаев, которые вели себя неприлично, пренебрегая всеми нормами поведения.
Восстановил и уравнял в правах чисто мужской танец, учредил «балетные среды», когда один день в неделе в Гранд-Опера отдавался исключительно балетным спектаклям, и др. По воспоминаниям Александра Бенуа:
«Его искусство восхищало. Он был первым танцовщиком двадцатого века, все остальные придерживались эстетики девятнадцатого. Меня ослепила его красота, дивные мускулы и такой размах, порыв танца. Мне было всего 13, когда я впервые увидел его на сцене в роли Александра Великого, и я был потрясен. Позже в разных странах я видел некоторые балеты, которые ставил Лифарь. Но это уже жалкие подделки. В его же пластике были важны детали внутри пластического текста, благородная манера, акценты, движения музыки, на которые откликается тело. Особая точность деталей и создает стиль, не так ли? Балеты с участием Лифаря сейчас мне кажутся сном».
Лифарь встретил 1939 год несколько иначе, чем писали о его поведении журналисты. Он ждал 1941-го — нападения на СССР после поражения Польши и Франции. Он мечтал вернуться в Киев, полагая, что советский строй рухнет под натиском германских полчищ и Россия, таким образом, избавится от кровавого большевизма. Будучи по натуре откровенным, он открыто говорил об этом своим немногим друзьям, среди которых были и партизаны из отрядов французского Сопротивления. После разгрома фашистской Германии французские патриоты приговорили Лифаря к смертной казни. Узнав об этом вердикте, он бежит в Монако и там руководит труппой «Новый балет Монте-Карло».
Но после войны Национальный французский комитет по вопросам чистки, «тщательно изучив вопрос о сотрудничестве Лифаря с фашистами, полностью опроверг эти подозрения».
В 1947 году он возвращается в Парижскую Гранд-Опера, где с триумфом прошли его балеты «Миражи» (1947), «Федра» (1950), «Странствующий рыцарь» (1950), «Белоснежка» (1951), «Фантастическая свадьба» (1955) и др.
И возникает вопрос: а может, по заданию ГПУ командир роты был направлен в Париж с рискованным переходом границы и стрельбой? А ранение — было ли оно? Ведь Сталин и де Голль во время войны являлись союзниками. Не случайно Лифарю было присвоено звание кавалера ордена Почетного легиона, и он был избран ректором Университета танца.
В 1947 году он основал в Париже Институт хореографии при Гранд-Опера. С 1955 года вел курс истории и теории танца в Сорбонне. Он был членом Академии изящных искусств и автором более двух десятков книг о балете и дружил со многими художниками — Бакстом, Бенуа, Пикассо, Кокто, Муроном, Шагалом и другими.
* * *
Одной из многих тайн или фатальных изгибов в жизни Лифаря было то, что он остался в Париже после оккупации немцами французской столицы и ставил балетные постановки в театре. Для этого были нужны средства — большие деньги: плата за аренду здания, жалованье артистам и обслуживающему персоналу, приобретение постановочных деталей, материалов и проч. Кто финансировал все это? По всей вероятности, немцы. Это право надо было заслужить. Однако четкого ответа на этот вопрос до сих пор нет.
Сейчас часть библиотеки Лифаря в количестве 817 единиц хранится в Киеве, в отделе искусства Публичной библиотеки им. Леси Украинки. В дар Украине ее передала жена хореографа графиня Лилиан Алефельд.
Но вернемся к периоду войны. Как писала Л. Трускиновская в статье «Серж Лифарь»:
«Ему нравилось, что он был окружен поклонением и лестью, но жил он в скромном отеле в комнате, заваленной книгами…
Но были в его судьбе смутные моменты. Когда началась Вторая мировая война, Лифарь не отвернулся от оккупировавшей Париж немецкой армии, хотя от прямого сотрудничества с гитлеровцами уклонился, как и уклонился от личной встречи с Гитлером, когда тот посетил дворец Гарнье, в котором находилась Гранд-Опера».
А вот с Геббельсом, как говорит одна из притч, ему довелось встретиться. Геббельс решил выклянчить у Лифаря портрет знаменитого немецкого композитора, любимца фюрера Рихарда Вагнера, работы кисти Огюста Ренуара, хранившийся в коллекции Парижской Гранд-Опера.
— Господин Геббельс, эта картина, написанная французским мастером, принадлежит Франции и потому выдаче не подлежит.
О реакции главного пропагандистского барабанщика нацизма можно только догадываться… Есть еще притча Александра Москальца:
«Уже через неделю после вступления немцев губернатор Парижа фон Гроте сообщил Лифарю о намерении Гитлера посетить Ореrа. Решение, принятое танцовщиком, казалось ему идеальным компромиссом. В ближайшую ночь он поручил одному из пожарников по прозвищу Глюглю приехать в опустевший театр и остаться дежурить там, в коморке консьержа. Когда наутро Лифарь сам появился в Ореrа, простодушный пожарный доложил ему, что ночью в театр ненадолго приезжало много немецких офицеров. Один из них был особенно оживлен, расхаживал по залу и фойе, беседовал с Глюглю и дружески похлопывал его по плечу.
Одна фраза, произнесенная немцем, когда он окинул взглядом пустые кресла партера, сохранилась для истории:
«Я никогда не понимал, почему ложа вашего президента расположена сбоку. Я желаю сидеть в центре, чтобы видеть весь спектакль!»
Стоит ли говорить, что анонимным «добродушным немецким офицером» был сам Гитлер. Когда несчастный Глюглю узнал об этом, то потерял сознание и в тот же вечер умер от сердечного приступа. А Лифарю еще долго пришлось носить на себе ярлык коллаборациониста.
Существует еще одна версия на уровне слуха. Суть ее такова. Во время своего прилета в Париж «почитатель живописи» Геринг встречался Лифарем. Нацистскому боссу донесли о портрете Вагнера в коллекции Гранд-Опера, поэтому он попросил его для своей картинной галереи, расположенной в роскошном доме на канале Кайзерграхт. Но и тут Лифарь отказал фашисту.
Так ли это было, и был ли вообще такой эпизод, сейчас трудно установить, а тем более доказать. Но вот что интересно: если бы «ненасытный любитель живописи» Геринг захотел это полотно Ренуара, несомненно, оно было бы у него в картинной галерее.
* * *
Несколько лет тому назад на развалах книжных магазинах США появилась книга британского историка и американского журналиста, ветерана Второй мировой войны, бывшего сотрудника ЦРУ Хэла Вогана «В постели с врагом: Тайная война Коко Шанель».