Мифология и Символика

Автор: Dina

Если плясать от этимологии слова «заветный», то слово-то ой какое интересное. Заветный – от глагола «ветити» (вторая буква «ять»), т. е. «знать». Получается, заветный – лежащий за пределами знания. А если учесть, что «веть» (вторая буква «ять») – совет, уговор, согласие, то получается, что чтобы «узнать», надо суметь уговориться, прийти к согласию относительно чего-либо, в данном случае желания.

Не случайно, я думаю, так много притч и анекдотов относительно того, что желающий не сумел договориться с источником исполнения желания!:)

…………………………………………………………………………………….

Глава 20. Летающий ползать

– Макс, давай с Биб попозже, я литру зубрю!

– Именно зубришь?!

– Именно! И шестикрылый серафим на перепутье мне явился! Жесть, а не стишог!%)

– Кстати, серафимы действительно были шестикрылыми

– Для чего?

– Они двумя крыльями лицо прикрывали, двумя – ноги, а двумя – летали – Лол!))))

– Чессло! См Исаия глава 6

– Прикинь, какой дискомф: летать, прикрывая лицо и ноги!!!

«Видение Исаии в год смерти царя Озии»

Книга пророка Исаии. Глава 6

Выдержки из SMS-переписки двух молодых людей

Частный военный аэродром встретил Макса и Аркашу по кличке Стеллз проливным дождем. Стеллз почему-то не стал парковаться поближе к длинному двухэтажному дому, построенному явно еще в советские времена и слегка облагороженному не так давно. Он также не заехал под маскировочный навес справа от «казармы», под которым уже стояли отчаянно заляпанный глиной внедорожник и гламурно оттюнингованная легким намеком на бирюзовую волну светлая спортивка. Стеллз неожиданно тормознул прямо посреди забетонированной площадки с небритой порослью одуванчико-подорожников, бросил джип метров аж за десять до крыльца. Тормознул и выругался ни с того ни с сего. Странный он типус…

Макс вылез первым. Поднял воротник, превратив ладонь в козырек, посмотрел в небо. В том, что на «МиГе» полетать не получится, он был почти уверен. Зря ехал. Как бы не превратилась эта поездка в «особенности национальной авиации»…

Стеллз и дядя Дима, один из охранников, которого они подхватили на въезде на территорию, под дождь не вылезали. То ли звонили кому, то ли ждали звонка. Макс старательно обошел маленькую лужу, угодив в большую, остановился и огляделся. Самолетами в округе и не пахло.

– Эй, там все в порядке? Поехали!

Макс вернулся в джип.

– В порядке? – опять спросил Аркаша.

Макс пожал плечами: что с ним вдруг могло быть не в порядке?

– Да лана, их тут как грязи, – зевнул Дима. – Одного дурика весной чуть прямо на полосе не задавили.

– Не, я грех на душу не взял, мой вон, живехонек. Бежит к своей ежихе!

Теперь Максим понял, из-за кого его друг совершил странный маневр.

– А может, это ежиха наоборот, – сказал он. – К ежу чесанула.

– Ну это тебе видней, ты бросился спасать-смотреть!

– Да я просто так вылез!

– Ага, рассказывай!

– Пф, я в небо смотрел! Погодка-то нелетная…

– У нас любая летная! – отрезал дядя Дима. – Родину и в грозу защищать надо!

Макс решил промолчать, но решил поздно – до этого успел обернуться к Аркадию и даже открыть рот. Получилось глупо.

– В общем, погода средняя и ни при чем, а вот Ляльки реально нет и сёня не будет, – подытожил Стеллз, выруливая обратно.

– Ясно, – кивнул Макс.

О Ляльке – внучке той самой престарелой шишки, которая создала все это хозяйство – Максим уже был наслышан.

Стеллз вырулил на тропу, ведущую к бетонке.

– А завтра она будет?

– А я штоли пророк?

Дядя Дима сидел сзади и помалкивал. Наверное, думал о Родине.

– Значит, едем обратно?

– Почему обратно? Оседлаем яков…

– Яков? Тут что, и коррида наличествует?!

– Як-18, классическая спортивная двойка, идеальный вариант для новичков…

Они подрулили к одному из трех ангаров. Собственно, ангаров было как таковых два: один – новенький и поменьше, второй – добротный, классический, 20—30-летней давности. Третий ангар представлял собой обветшалую ангаромумию, верой и правдой хранящую под разлохмаченными гигантскими ребрами полупрозрачную душу «Аннушки», чудом сумевшую в последний раз приземлить себя и своего боевого двуногого друга в далеких пятидесятых. Этот двуногий друг «Аннушки» был одновременно прадедом Ляльки, без которой полетать на реактивках Максу не светило ни за какие бабки. Именно по его личной просьбе (прадеда, разумеется, а не Максима) ни ангар, ни «Аню» не реставрировали и не ремонтировали. Не трогали. «Правильно, – подумал Макс. – Пока на Земле есть вещи, нарушать покой которых нельзя, пока конфуцианское “ли” не метаморфонизировало повсеместно в драйв как в свою естественную диалектическую противоположность, мир в нас и мы в мире будем допол…»

Ему что-то сказали, но что именно, Макс не расслышал, хотя от дум оторвался. Поняв, что это был не вопрос, а… а не вопрос, переспрашивать не стал, а кивнул неопределенно:

– Ну тык…

Прокатило.

Стеллз сказал:

– Ща я тогда тебе для начала фильмак поставлю обучающий. Посмотришь…

– А можно на нее взглянуть?

– На кого? – не понял Стеллз.

– На «Аннушку».

Стеллз развел руками, что означало одновременно «вэлкам», «а кто тебе мешает» и «не знаю, на фига тебе эта рухлядь, но ты уже взрослый мальчик»:

– Там не заперто.

– А я вот что подумал: ежи – это тоже Родина! – вдруг не к месту и не в тему сказал дядя Дима.

Макс вышел в моросятину.

Летать ему и хотелось, и не хотелось. Хотелось очень-очень потому, что мечтал еще с детсада, в который, кстати, никогда не ходил. Не хотелось немногонемного потому, что… потому что одно дело – пассажиром-туристом, и совсем другое – учить все это, не ударить лицом в грязь, особенно перед другом. Еще и Лялька эта…