– Дайте-ка я расскажу вам, чем все кончилось, – дрожащим от волнения голосом проговорила она. – Да, оказывается, я могу вам рассказать, хотя минуту назад и не подозревала об этом!

И рассмеялась, заметив их недоумение.

Глава тридцать шестая
Конец истории

– А кончилось вот чем, – сказала миссис Линдсей. – Когда оказалось, что бабушка больше не в состоянии была за девочкой присматривать, крошку отдали в приют. Ей тогда было годика три. Еще года через два ее там увидели муж и жена. Женщине всегда хотелось дочку, поскольку своей у нее не родилось. Они взяли Марианну к себе, и она стала у них жить.

– Вот это здорово! – облегченно вздохнула Джейн.

Миссис Линдсей заторопилась, словно боясь, как бы ее не прервали:

– Та женщина очень ее любила. Она мечтала, чтобы Марианна называла ее мамой, но девочка никогда не произносила этого слова. Она предпочитала называть приемную мать тетушкой…

Анна вскинула голову и вдруг затаила дыхание, а миссис Линдсей продолжала:

– Поскольку той женщине очень хотелось, чтобы это была только ее дочь, она сменила девочке имя. Ну, не совсем сменила – просто укоротила его наполовину. Оставила только вторую часть.

Мгновение прошло в тишине, потом Сцилла выпалила:

– Анна! Мари… Анна!

– Вы что, хотите сказать… это я? – спросила Анна. – Я?..

– Да, – подтвердила миссис Линдсей. – Это все про тебя. Ты довольна? А я-то как рада за тебя, Анна! Вроде нехорошо так говорить, потому что я сама все рассказала, но… знаешь, это самое лучшее окончание истории, какое я когда-либо слышала!

Она поцеловала Анну в темечко и шепнула ей на ухо:

– Вот видишь… якорек-то и оказался на самом деле твоим!

У Анны слегка закружилась голова, она уткнулась лицом в колени миссис Линдсей. Понадобилось некоторое время, чтобы все пришли в себя от первоначального изумления. Потом заговорили разом, принялись задавать вопросы. Каким образом миссис Линдсей все это выяснила? И почему раньше ничего не говорила? Почему Анне никто не сказал, что ее бабушка когда-то жила в Болотном Доме?.. И не означало ли это, что дом принадлежит скорее ей, а не им?..

Миссис Линдсей согласилась, что в некотором смысле принадлежит, хотя Линдсеи владели им по праву – ведь они купили его. Только вот он заключал в себе историю Анны, а вовсе не их.

Постепенно начали проясняться детали. Оказалось, что миссис Линдсей знала не больше остальных, пока сегодня днем не переговорила с миссис Престон – и та не поведала ей все, что было известно о происхождении Анны. Но и тогда она никак не связала между собой историю Анны и историю Марни – догадка осенила ее, лишь когда Джилли упомянула ужасную автокатастрофу. Вот тут все кусочки мозаики обрели свое место.

Миссис Престон рассказала ей, что сама когда-то жила близ Литл-Овертона; много позже, когда она посещала детский дом, ее внимание привлекла девочка, чья бабушка тоже была из тех мест. Последнее обстоятельство выяснилось, когда директриса приюта обнаружила в вещах девочки фотографическую открытку с видом Литл-Овертона. Открытка была от бабушки, причем надпись гласила: «Это снимок дома, где я жила, когда была маленькой».

У Анны от волнения пробежал по спине озноб…

– Чтобы ты знала: я не открываю ничего такого, о чем твоя тетушка предпочла бы умолчать, – сказала миссис Линдсей. – Она сама попросила меня все тебе рассказать, я только ждала удобного случая, а он как раз подвернулся.

– Я знаю. Она предупредила меня… А где теперь эта открытка?

Увы, карточка затерялась, причем давным-давно, еще до того, как миссис Престон впервые посетила приют. Директриса лишь сказала, что маленькая Марианна нипочем не желала с ней расставаться, буквально не выпускала из рук, и открытка в итоге просто рассыпалась. У Анны вытянулось лицо, Сцилла сказала: «О-ох!», почти в точности как ее мама до этого.

Оказывается, миссис Престон как-то спрашивала Пеггов, не помнят ли они женщину, некогда жившую в их деревне с маленькой внучкой, но они никого так и не припомнили. Что ж, «когда я была маленькой» – указание уж слишком расплывчатое, поэтому со временем миссис Престон просто выкинула возможную зацепку из головы.

Как раз в это время вернулся Эндрю. Выслушав, что случилось, он сказал:

– Да, но где железные доказательства? Мы даже не можем быть уверены, об этом доме речь идет или о каком-то другом!

Да, но было еще одно обстоятельство, сказала миссис Линдсей. Когда миссис Престон вошла в гостиную, ее поразил вид из окна. Она ведь пришла со стороны дороги и не догадывалась, что дом стоит непосредственно у воды. Позже, когда речь зашла об открытке, она вспомнила: директриса упоминала о «большом доме у озера». В тот момент миссис Линдсей не сообразила, что имелся в виду Болотный Дом, сфотографированный через залив. Ей как-то сразу представился особняк в глубине страны, с парком и прудом. Но, уже собираясь откланяться, миссис Престон спросила миссис Линдсей: как, мол, ей кажется, плавают люди в таких прудах на парусных лодках? Вопрос удивил миссис Линдсей. Миссис Престон пояснила, что, по словам директрисы приюта, на карточке присутствовала еще и лодка под парусом: «Полагаю, там мог быть заснят один из домов по соседству… Как вам кажется, это возможно?»

– Тут она заторопилась на автобус, – сказала миссис Линдсей, – так что разговор на этом и оборвался. Но…

– Но тут других особняков вроде как и нету, – подхватил Эндрю. – Только маленькие коттеджи!

– Вот именно, – кивнула миссис Линдсей.

Они проговорили еще не один час. Джилли нисколько не сомневалась, что младенчество Анны прошло под знаком бабушкиных историй: «Она такая рассказчица была!» Джилли даже предположила, что Марни могла рассказать внучке о том случае с девочкой-нищенкой, ведь с какой стати иначе Анна упомянула бы о морской лаванде?

– Но ведь Анна тогда совсем маленькая была, – сказала миссис Линдсей, и Джилли с ней согласилась.

Тогда Анна, с трудом подбирая слова, рассказала им то, о чем не упоминала никогда и никому, – о том, что Болотный Дом с самого начала показался ей странно знакомым, словно давно забытый друг.

– Конечно! – сказала Джилли. – Еще бы!

Если Анна в самом деле постоянно рассматривала открытку (а ведь она рассматривала, да еще как, – пока та не рассыпалась!), в глубине памяти должно было что-то остаться, хотя осознанных воспоминаний она и не сохранила. По словам Джилли, примерно так было и в рисовании. Места, где приходилось рисовать на пленэре, остаются в памяти на всю жизнь, ведь ты подолгу вглядываешься в них, пока они не становятся буквально частью тебя…

И кстати, ей как раз кое-что вспомнилось. Она ведь захватила с собой рисунок, сделанный тогда на болоте. Предназначался он, вообще-то, в подарок миссис Линдсей, но ведь та наверняка не будет возражать…