Надолго ли его хватит?
Вырвавшись из смрада канализации, Якоб сорвал с лица влажный шарф и, глубоко вдохнув живительный воздух, окинул взглядом свинцовую воду. Два двадцатифутовых катера, мерно урча моторами, разрезали речную гладь. У каждого из них на носу, едва прикрытые зелеными полотнищами просмоленной парусины, торчали пулеметы MG-42.
Позади катеров смутно угадывалась темная масса Соборного острова. На самом деле он давно перестал быть островом. Еще в девятнадцатом веке многолетние наслоения речного ила соединили одну его оконечность с городом. К другому берегу протянулся изумрудно-зеленый чугунный мост, такой же старинный.
Взгляд Якоба привлекло сияние шпилей одного из полудюжины храмов. Узкий луч солнца осветил высокие парные башни кафедрального собора, давшего название бывшему острову.
В ушах эхом звучали слова Толы Хиршфельд: «Мы преступили законы Бога и природы». Утренний холодок заполз под промокшую одежду, и продрогший обергруппенфюрер поежился. Скорей бы убраться отсюда подальше, забыть все ужасы последних дней!
Первый катер достиг берега. Якоб, довольный, что его отвлекли от мрачных мыслей, а еще больше тем, что нужно действовать, приказал солдатам грузиться на борт.
Тола с ребенком на руках стояла в стороне, рядом дежурил охранник. Взгляд женщины тоже приковали к себе сияющие шпили в закопченных небесах. Беспрерывная канонада и рев подползающих танков становились все ближе. Общий шум то тут, то там разрезали плач и крики.
Где тот Бог, чьи законы она боится преступить? Здесь его уж точно нет.
Когда команда поднялась на борт, Якоб обратился к Толе:
— Пройдите на катер.
Он хотел, чтобы приказ прозвучал жестко, но лицо женщины отчего-то смягчилось. Тола покорно зашагала к реке, не сводя глаз с собора, а мыслями уносясь еще выше, в небеса.
Якоб вдруг разглядел, какая она, оказывается, красивая, эта полукровка. Внезапно женщина задела носком туфли трап, покачнулась, но, оберегая ребенка, сумела сохранить равновесие. Тола вернулась к действительности, к свинцовым водам и черной пелене дыма, и ее лицо посуровело, застыло, даже глаза потускнели.
Она опустилась на скамейку у правого борта. Охранник не отходил от женщины ни на шаг. Якоб сел напротив и дал знак рулевому отчаливать.
Опаздывать нельзя.
Катера взяли курс на запад, прочь от восточного фронта, прочь от восходящего солнца.
Якоб посмотрел на часы: на секретном аэродроме в десяти километрах от города их должен ждать транспортный Ю-52. Чтобы избежать нападения противника, самолет замаскировали под санитарный — на фюзеляже нарисовали красный крест.
Катера вышли на фарватер, моторы застучали веселее. Теперь русским не догнать отряд. Операция закончена.
В этот миг внимание обергруппенфюрера привлекло движение у правого борта.
Тола наклонилась к ребенку, нежно поцеловала легкие светлые волосики на макушке и встретилась взглядом с Якобом. Он не прочел в глазах женщины ни вызова, ни гнева, только решимость.
И, мгновенно догадавшись, что сейчас произойдет, крикнул:
— Нет!
Слишком поздно.
Резко встав, Тола перегнулась через низкий борт и, прижав ребенка к груди, упала спиной в холодную реку.
Оторопевший от неожиданности охранник дернулся и наобум выстрелил в воду. Якоб бросился к нему и резко ударил снизу по руке:
— Не попади в ребенка!
Солдаты вскочили на ноги, накренив катер, но так и не высмотрели в свинцовой мути ничего, кроме собственного отражения. Якоб лихорадочно искал в воде предательские воздушные пузыри, однако тяжело нагруженная лодка вспенила речную гладь. Обергруппенфюрер в ярости стукнул кулаком по бортовому ограждению.
Каков отец, такова и дочь…
Только Mischlinge способны на такие дикие поступки. Обергруппенфюрер и прежде не раз видел, как еврейские матери душили собственных детей, чтобы избавить их от больших мучений.
Катер кружил на месте, пока Якоб не понял, что поиски напрасны. Солдаты обшарили оба берега, но Тола как сквозь землю провалилась. Свист снарядов над головой отбил желание продолжать поиски.
Якоб приказал солдатам подняться на борт и махнул рукой на запад, в сторону ожидающего самолета. В конце концов, ящики с оборудованием и все лабораторные записи спасены. Как ни досадна допущенная оплошность, ее можно исправить. Где есть один ребенок, там будет и другой.
— Вперед!
Два катера взяли курс на запад и через несколько минут исчезли в дыму пылающего Бреслау.
Тола слышала, что шум моторов стих вдали.
Она вынырнула позади одного из массивных каменных пилонов, что поддерживали древний чугунный мост Соборного острова. Одной рукой женщина все еще зажимала рот ребенку, лишив малыша воздуха, и молилась, чтобы он смог дышать носом. Мальчик сильно ослаб.
Пуля попала Толе в шею. Кровь текла обильно, окрашивая воду в темно-красный цвет. В глазах темнело, но женщина упорно держала ребенка над водой.
Несколько минут назад Тола бросилась в реку, твердо решив умереть вместе с малюткой. Однако когда тело охватил пронизывающий холод, а шею опалило огнем, решимость внезапно исчезла. Перед мысленным взором вновь возникли сверкающие шпили собора. Величие храма, с которым женщину не связывало ни происхождение, ни родовые традиции, напомнило ей о предвечном свете, что сияет за пределами любой тьмы. Там брат не восстает против брата. А матери не топят младенцев!
Тола нырнула глубже, отдавшись воле течения, которое несло ее к мосту. Под водой женщина поддерживала жизнь ребенка, зажав пальцами крохотный носик и вдувая воздух в рот. Минуту назад она хотела умереть, а сейчас пробудившаяся жажда жизни, подобно пожару, все сильнее разгоралась в груди.
У мальчика даже не было имени. Никто не должен умирать безымянным.
Тола ритмично вдувала воздух в рот ребенку — вдох-выдох, вдох-выдох, вслепую сражаясь с течением. Лишь по счастливой случайности ее вынесло к одной из каменных опор моста.
Рана продолжала кровоточить. Тола понимала, что до сих пор жива лишь благодаря спасительному холоду, а вот у хрупкого малыша он отнимал последние силы.
Едва катера скрылись, Тола поплыла к берегу вялыми толчками, борясь со слабостью и нараставшим окоченением. Внезапно она ушла под воду, увлекая за собой ребенка.
Нет! Женщина отчаянно пыталась вынырнуть на поверхность…
Неожиданно носки ее туфель коснулись скользких камней дна. Прижимая к груди дитя, Тола на четвереньках выползла из воды и упала ничком на каменистую землю, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. Кровь из раны струйкой текла на ребенка. Превозмогая слабость, мать снова всмотрелась в малыша.
Ребенок не двигался, не дышал.